мы не умеем так заговариваться, как…
Замолчал и засмеялся.
Анна пощекотала его пальцами под горлом и спросила:
– Как с кем?
Анатолий со смехом барахтался в траве.
– С кем-нибудь другим, – кончил он звонким от смеха голосом.
– Так ведь с кем о чем можно говорить, – ласково сказала Анна, – у всякой птички свой голосок.
Прислонилась спиною к дереву и мечтательно всматривалась в далекие очертания убегающего берега, словно разнежили ее воспоминания.
– А вот с кем интересно говорить, так это с Логиным, – вдруг сказал Анатолий искренним голосом.
Анна зарделась. Живо спросила:
– Почему?
– Да так, – он о разных предметах умеет. Другие все больше об одном: у каждого свой любимый разговор, – заведет свою шарманку, да музыкант… Впрочем, нынче и у него шарманка завелась.
– Что за слово-шарманка!
– А чем не слово?
– А тем, что каждый говорит о том, что ему интересно. Что тут удивительного? Видишь – ива, – вдруг бы на ней огурцы выросли!
Анатолий звонко рассмеялся. И, вдруг возвращаясь к какому-то прежнему разговору, спросил:
– А что, если уже и мы дождемся?
– Чуда? – спросила Анна. – Огурцов с ивы?
– Нет, того, что неизбежно. Какая радостная будет жизнь!.. А вот и Василий Маркович! – весело крикнул Анатолий.
Анна подняла голову и улыбнулась. С берега по узкой тропинке спускался Логин. Спуск был крутой, – Логину приходилось придерживаться за кусты.
Чем ближе подходил он, тем беззащитнее становилось у него на душе. Он чувствовал себя опять, как в самом раннем детстве, простым и свободным.
Анна поднялась ему навстречу. Анатолий побежал к нему с радостною улыбкою.
Логин опустился в а траву рядом с Анною. Анатолий опять улегся на свое прежнее место и рассказал Логину, что они сегодня делали и где они сегодня были. Логин чувствовал на себе обаяние Анниных девственно-нежных глаз. Когда Анатолий окончил свои рассказы, Анна сказала Логину:
– Мы с отцом вчера долго говорили о ваших планах.
– Боюсь только, – грустно отвечал Логин, – что вы приписываете им не то происхождение.
– Почему же? Кажется, ясно: трудно жить среди людей несчастных и не пытаться помочь.
– Нет, не то! Один только страх меня двигает… Служба учительская мне опротивела, капиталов у меня нет, никаких путей перед собою я не вижу, – и ищу для себя опоры в жизни… просто, личного довольства. Ведь не в носильщики же мне идти!
Анна недоверчиво покачала головою.
– Довольства… – начала было она. – Впрочем, я не понимаю, почему ваша теперешняя деятельность противна вам? Чего же вы от нее ждали?
– Мне вас, видно, не убедить.
– Я помню, что вы говорили. Но видите, уж у березы ли кора не белая, – а пальцы марает, если ее ломать. Везде есть темные стороны, – но ведь фонарь не гаснет оттого, что ночь темная.
– На мне отяготела жизнь, и умею я только ненавидеть в ней все злое… хоть и сам я не беспорочен.
Логин взглянул