так, как сперва в коммунистских рядах,
а затем во церковных вам рвать свои гланды.
О, как мне хорошо-то, о, как хорошо,
наплевать, что растёрта, что вся в решето.
Мне не надо навязывать небо! Отстаньте!
Ибо небо само мне прильнуло к груди.
Как любовник. О, правда ль, оно – высочайшее?
Так впадай всё в меня! Всю меня изведи!
Так, как клятва, что в школе моя настоящая!
В эту клятву пропащая я. Вся – до пращура.
До добра его. Города. Скарба и ящика.
Это высшее. Лучшее. Живородящее.
А не так, как сейчас Золотого тельца
чипование, банки, вранье… О, обрящем ли,
иль позволим, чтоб рвали до корня сердца?
Снятся, снятся мои одноклассники: локти,
их ключицы, их рёбрышки, блузки, рубахи,
ибо мир наш тончайший был вышит, был соткан,
ибо крепкий, где крылья во взмахе.
Помню все их родные мои голоса.
Током бьёт меня за двести двадцать вся память.
Как же с курса мы сбились? Смогли проплясать
или просто проспать, Атлантиду утратить?
Сребролюбье кругом, ложь, предвыгода, блажь.
(Головою в траве я, а телом к дороге,
належалась за всех вас. В ладони – мураш,
а по небу орлица в элладовой тоге…)
Вы мне снитесь? Иль я себе снюсь до костей
до пупырышек кожи, сплетённых волос ли?
Как защитница преданных я крепостей,
всех разрушенных, проданных, выдранных, слёзных.
Не предатель – всех преданных, взятых во блуд.
Оттолкнуть бы упавшее небо руками!
Разгрести бы дожди, что упали на грудь.
И опять бы, и снова мне встретиться с вами!
***
Завтра пойду в церковь, что на взгорке,
эта белая церковь кружева тянет в небо.
Вот идут сюда люди, идут в час свой горький.
Водосвятье. Крещенье. Молебны.
У людей много всякого. Цельны. Поломаны.
Как чинить судьбы их? Как латать? Как заштопать их?
За водицей святой встану в ряд. Кто с бидонами,
кто с пластмассовой тарой. Кто молча. Кто шёпотом
повторяют молитвы. Я – рядом с мужчиною,
говорит, что жену схоронил. О, возможно ли
не заплакать в тот миг? А слеза светит инеем
на щеке у меня. Я, как в землю вморожена.
Как помочь этим людям? Сама не святая я,
ни Алёшенька я Карамазов, ни Настенька.
Я читала молитву – молитовка таяла,
были рамы оконные из стеклопластика.
А не те деревянные, те, что дышали бы,
пропускали слова прямо небу да в сердце бы!
Я не помню зачем я пришла, до себя ли мне,
мне людей бы спасти. Да по-сестрински!
Грешных, бедных, больных. О, да пусть бы насытились.
Речников и матросов. О, дай рекам рыбицы!
И не надо по капле, не надо сквозь сито им:
полногрудо и солнечно, златом анисовым,
пляжем Тенерифе, Маунтином да Ибицей!
Всем объёмом, всем космосом. А не копеечно
(как прибавка, что к пенсии