Даже невзирая на то, что с революцией появилось множество разных новых слов и смыслов. Зато сейчас мои словечки, обороты и интонации разошлись далеко за пределы батальона, и никто уже не задаст вопрос – а чего это Чур так странно гутарит? Кто-то считает, что это не я странный, а он темный, активно при этом перенимая новый лексикон. Кто-то принимает мою речь за говор какого-то отдаленного региона, также заимствуя наиболее смачные выражения. А кто-то (типа Матюшина) просто спрашивает значения незнакомых слов, не особо ударяясь в этимологию их происхождения.
В общем, после Гришиных объяснений мы дальше стали обсуждать действия по поводу подготовки «Братишки» к боям. Но минут через двадцать в дверь постучали, и после разрешения телеграфист торжественно внес ленту сообщения. И оно было для меня. Вначале шли поздравления от правительства РССР с блестяще проведенной операцией. А вот дальше была конкретика непосредственно от Жилина. Он предписывал не позднее двадцать четвертого мая быть с батальоном в Таганроге (либо, если обстановка изменится, то в Ростове) для получения дальнейших распоряжений, которые он отдаст лично.
Интересно девки пляшут… А если бы я не пригнал бронепоезд и не появился в расположении красных? Как бы Седой до меня эту весть донес? А главное, что в конце послания идут две точки и запятая. По нашей договоренности это значит, что дело очень важное. Чего же там у него такого приключилось, что при первой возможности председатель ЦИК батальон из рейда выдергивает? С другой стороны – чего гадать? Меньше двух недель осталось до срока. Появится сам да скажет.
Ну а я, показав послание Матюшину, занялся делом. Пролетку мне выделили без вопросов, поэтому мы с Гриней вернулись к «Братишке». Комиссара к БеПо обещали подвезти ближе к вечеру, так как сейчас он был на позициях. Пленных к этому времени уже всех забрали, так что оставались только наши люди и растерянные машинисты с паровоза, которых Комаровский в данный момент поил чаем с сухариками.
А мы начали решать, кто прямо сейчас останется с Трофимовым. Трое морпехов и один сапер определились сразу в экипаж. Так же, для облегчения несения службы, до возвращения батальона, оставили пятерых автоматчиков и второго сапера. Во всяком случае, с таким составом уже можно организовать нормальный караул.
Машинисту с кочегаром было очень страшно и оставаться, и возвращаться. Оставаться, потому что язык не понимали, да и вообще не представляли, как это будет выглядеть и к чему приведет… А возвращаться, это означало нарваться на расстрел. Парни не были идиотами и вполне представляли царящий сейчас кипеж, связанный с угоном бронепоезда. И если они появятся, то разгневанное немецкое командование не посмотрит, что это гражданские люди. Найдет на ком злость сорвать.
В принципе, они были правы, поэтому я посоветовал им пока остаться. Учить язык по мере возможности, а со здешними железнодорожниками их Трофимов сведет. Глядишь, и получится на работу устроиться да паек получать.
Тут влез Комаровский. Хоть старик и говорил, что это не понадобится, но я все равно выписал ему проездные до Ростова. Так