плохой погодой. Я с детства от этого страдала: и от сырости, и от серости. В «лихие» годы иначе и не могло быть: самые «цветные» воспоминания из детства – пара месяцев летом на даче каждый год…
Все дело в том, что я жила в не самых хороших местах. Сначала – с бабушкой, в районе метро «Ладожская», на проспекте Косыгина. Когда мама развелась с папой, мы вообще переехали в Купчино. Это как московское Братеево, Бирюлево – в общем, лютый катаклизм, старый «спальник» с убогими, панельными 9-этажками. У нас в подъезде постоянно воняло кошачьей мочой и валялись шприцы.
Когда стали с отчимом жить – в 1995 году переехали на Пискаревский проспект в 14-этажный дом. И у нас там всегда кого-нибудь убивали, стабильно раз в год. Я не преувеличиваю. Такое было время, плюс Бандитский Петербург как-никак. Я так и жила с ощущением, что это нормально. Один раз даже наступила на труп, когда мне было лет 9–10. Скинули человека с крыши. А я иду в школу на первый урок английского – на автопилоте, знакомой дорогой, под ноги особо не смотрю. Чувствую, что наступила на что-то мягкое, смотрю – это рука… Мне ТАК стало страшно! Первый раз в жизни покойника увидела…
Убежала в школу со всех ног. Потом пришла домой – увидела, что там стоит милиция, обрисовано место мелом, как в фильмах. Тогда много снимали на эту тему: «Менты», «Улица разбитых фонарей». Вся жизнь была пропитана атмосферой этих сериалов. Чего уж тут удивляться, что ты идешь в школу, а тут труп валяется, если даже по телевизору внушают, что это в порядке вещей.
Чуть раньше мы жили у бабушки – там было не лучше. Она занималась коммерцией. Ездила в Турцию, привозила вещи на продажу. Вся квартира в тюках. Это была эпоха псевдо-свободного предпринимательства. Хочешь заниматься бизнесом – иди к метро и продавай, что хочешь. Хоть сигареты, хоть мячи футбольные, хоть что.
Есть такой фильм «Ты у меня одна». Там Збруев идет от станции метро «Купчино» – я как раз в этих местах обитала и помню ровно то, что показывают в фильме. Стоят попрошайки, которые говорят: «Дочь-школьница стала проституткой, помогите Христа ради». Кто-то из симфонического оркестра играет на инструментах. Кто-то продает сало и варенье – и все лежит в одном месте, на полу, на газете. Кто-то тут же торгует мандаринами, сигаретами… И ты идешь мимо этих рядов.
Если вы уже запутались в моих бабушках, то поясню: одна моя бабушка, Галя, была предпринимателем, а вторая, Валя, переводчица, не работала. Вот эта первая познакомилась с какой-то женщиной, они съездили в Польшу и поняли, что на этом можно заработать. Как? Очень просто: ты там купил на 100 долларов – приехал, продал за 200 долларов. Уехал назад, купил на 200 долларов, продал за 400 долларов, и так по нарастающей. Это называлось «челночить».
Так вот у бабушки имелись какие-то точки на рынке. Она была не супер-успешной в бизнесе, а скорее осторожной. Помню, как в детстве ей помогала разбирать тюки с товаром. Чтобы больше влезло, она раскручивала перечницы и солонки, складывала части отдельно. А от меня требовалось их назад скрутить, разложить по коробкам и все такое. Наверное, мне