услышала, как он роется в своем морском сундуке. Он редко его открывал, и петли недовольно скрипели. Ханс Петер спустился по лесенке и подал сестренке парку и сапоги:
– В этом не замерзнешь. И не потеряешься.
– Ой, я не могу! – Она схватилась за щеки, пораженная красотой протянутой ей одежды.
Сапоги и парка были отделаны тончайшим белейшим мехом, какой ей только приходилось видеть. Верхний слой из мягкого войлока, белого, как первый снег, был покрыт орнаментом из кроваво-красных и лазурно-голубых лент. Угловатые линии вышивки напоминали узоры, которые выреза л Ханс Петер, но ни один из знаков не показался ласси знакомым.
– Можешь и наденешь, – возразил старший брат, протягивая ей одежду. – Сапоги тебе велики, разумеется, но если влезешь в них, не снимая своих, то вполне сойдет. Привяжешь снегоступы и сможешь ходить как медведь. А парка укроет тебя от носа до кормы, что нелишне в такой холод.
– Эти вещи слишком хороши для нее, – проворчала мать, блестящими глазами обшаривая швы и оценивая качество работы. – Мы могли бы выручить за них у следующего торговца кругленькую сумму, это точно. – Она скрестила руки на груди. – Почему ты раньше не говорил, что у тебя есть такие вещи на продажу? А тут семья в нужде бьется!
– Я не отдам их ни за любовь, ни за деньги, – отозвался Ханс Петер.
В глазах у него появился тот же мертвый свет, какой был, когда он только-только вернулся домой, – свет, который лишь теперь начал тускнеть.
– Но… – начала Фрида.
– Я не отдам их ни за любовь, ни за деньги, – повторил ее первенец. – Я заработал их кровью и расстанусь с ними, только когда смерть заберет меня, не раньше. Сегодня ласси наденет их, а потом они отправятся обратно в сундук!
Не желая препираться с братом, пребывавшим в таком странном, яростном настроении, ласси влезла в предложенную одежду. Парка с лихвой закрывала колени, доходя до края голенищ. С ее собственными истертыми башмаками внутри сапоги сели как раз, но длинные рукава парки пришлось подвернуть.
– Мне никогда еще не было так тепло, – удивленно произнесла девочка.
Она и не знала, каково это – чувствовать всем телом, как тебя окутывает тепло. Обычно его ощущаешь только щеками и руками, сидя близко к огню.
Брат поднял ей капюшон, заправил внутрь волосы и завязал тесемки, чтобы капюшон не свалился.
– Если будет на то Божья воля, однажды тебе станет так тепло навсегда, – сказал он ей сиплым от чувств голосом.
Затем придержал рукава, пока она натягивала варежки, и ласси отправилась на поиски белого оленя.
Глава 3
Довольно быстро ласси напала на след остальных охотников. Они так истоптали и загрязнили снег, что с трудом можно было понять, за кем они гонятся: какие-либо отпечатки копыт белого оленя давно исчезли. Лай собак, крики и ругань людей доносились до девочки даже сквозь толстый, подбитый мехом капюшон парки Ханса Петера. Ласси закатила глаза, поражаясь такой глупости. Любое животное, заслышав подобный гвалт, умчится стрелой, а белый олень – создание сверхъестественное,