«дать ему воды из Волги испить», по рукам огромной массовки плывет каска, в кулисах стоят костюмеры, гримеры, даже «мертвые» немцы приподнимают головы – посмотреть, как он будет пить? Попов берет каску, глотает, замирает на секунду… и продолжает пить до конца. Наконец отрывается, возвращает каску стоящему рядом бойцу и говорит:
– Ещё!
Вся массовка начинает корчиться от смеха…
Медленно плывет занавес, скрывая это безобразие.
Заблудился…
(Шикарную байку рассказывал Владимир Качан на своем творческом вечере.)
То было еще во времена глубокого застоя. Ставили пьесу о революции. Кульминационный момент – покушение на Ленина. Качан – один из эсеров. А артист, игравший Дзержинского, как назло, заболел. Срочно вызвали актера провинциального театра – фактурный такой мужик, длинновязый, тощий, словом портрет лица Железного Феликса. То ли от волнения, то ли просто был мужик не дурак выпить, а только принимать он уже в самолете начал и к спектаклю его развезло.
И вот… Мизансцена выстроена таким образом. С правой стороны сцены пламенные большевики заседают, с левой – эсеры готовятся послать Каплан на завод Михельсона. И Качан уже готовится страшным голосом прорычать: «Фанни! Завтра твой день!» А за сценой какой-то странный шум. Это Феликс Эдмундович заплутал в трех соснах, тыркался-мыкался, наконец раздвинул руками декорацию и вывалился как раз в эсеровское логово. Все замерли. Если САМ Дзержинский уже здесь – какое к черту покушение?
Большевики онемели. Эсеры тоже. Фанни Каплан превратилась в соляной столб. Феликс Эдмундович обвел грозным взглядом вражье племя и, промычав «ууууу!, погрозил пальцем, развернулся и вышел тем же макаром.
…Справа рыдали от смеха большевики. Слева завывали эсеры. Занавес! Спектакль окончен!
М. Яншин
Гопкинс!
В 60-х годах во МХАТе получила широкое распространение игра – если кто-то из участвующих говорит другому: «Гопкинс!» – тот, независимо от ситуации, в которой находится, должен обязательно подпрыгнуть. Не выполнившему условия грозил большой денежный штраф. Чаще всего «гопкинсом» пользовались мхатовские корифеи, причем непременно на спектаклях, в самых драматических местах.
Кончилось это тем, что министр культуры СССР Фурцева вызвала к себе великих «стариков» – Грибова, Ливанова, Массальского и Яншина. Потрясая пачкой писем от зрителей, она прочитала им настоящую лекцию о заветах Станиславского, о роли МХАТа в советском искусстве, об этике советского артиста.
Нашкодившие корифеи, имевшие все мыслимые звания, премии и награды, слушали министра стоя. И вдруг Ливанов негромко сказал:
– Гопкинс!
И все дружно подпрыгнули…
Попытка примирения
Каждый, сколько-нибудь интересующийся театром, знает. что мэтры российской сцены, отцы-основатели МХАТа Станиславский и Немирович-Данченко поссорились еще до революции и не общались до конца дней