денек. Безоблачное синее небо. Бодрящая свежесть в воздухе – первый признак надвигающихся заморозков. В это время дня уже начинает смеркаться, хотя еще светло. Мэн. Я живу здесь всю жизнь. Здесь родилась. Выросла. Получила образование. Вышла замуж. Все сорок два года я прикована к одному месту. Почему так происходит? Почему я позволила себе застыть на одном месте? Почему многие из тех, кого я знаю, убедили себя в том, что их вполне устраивают узкие горизонты?
Мэн. На этот мыс я приезжаю постоянно. Это – мое убежище. Тем более что оно напоминает мне о красоте окружающей природы, перед которой я неизменно чувствую себя ничтожеством. И еще море. Года два назад, когда я посещала литературный кружок, мы там обсуждали роман «Моби Дик». И одна женщина по имени Кристал Орр – до выхода на пенсию она служила на флоте – вслух задалась вопросом, почему многие писатели часто сравнивают жизнь с морем. И я ей ответила: «Может быть, потому, что, когда стоишь у моря, кажется, что горизонты твоей жизни раздвигаются. Перед тобой открываются безграничные возможности». На что Кристал добавила: «И в первую очередь это – возможность уйти от обыденности».
Неужели та женщина прочитала мои мысли? Разве не об этом я всегда думаю, когда прихожу сюда и смотрю на Атлантику? Что мир гораздо шире того, что находится у меня за спиной. Когда я гляжу на водную пространство, повернувшись спиной ко всему, что наполняет мою жизнь. Представляя себя в других краях.
Но потом – бип-бип. Засигналил мой мобильный, возвращая меня в мой мир, в здесь и сейчас, уведомляя, что пришло SMS-сообщение. Я тотчас же полезла в сумочку за телефоном, уверенная, что это – послание от моего сына Бена.
Бену девятнадцать. Он – студент второго курса Университета штата Мэн в Фармингтоне, изучает изобразительное искусство, и это бесит моего мужа Дэна. У них всегда было мало общего. Каждый из нас – продукт своего окружения. Разве нет? Дэн вырос в бедности в округе Арустук. Его отец был лесорубом, работал по временным договорам. Он много пил и, наверно, никогда не знал, как пишется слово «от-ветст-вен-ность». Но он любил сына, хотя частенько, когда был пьян, набрасывался на него с кулаками. Дэн одновременно обожал и боялся отца – и всегда пытался быть крутым ковбоем, каковым тот мнил себя. Сам факт, что Дэн не берет в рот ни капли спиртного – и косится на меня, если я осмеливаюсь налить себе второй бокал вина, – красноречивое свидетельство того, что пьяные дебоши отца нанесли ему непоправимую психическую травму. В душе он знает, что его отец был слабым, трусливым ничтожеством, и, как у всех громил, под этой жестокостью скрывалось его отвращение к самому себе. Я не раз пыталась убедить Дэна, что как человек он гораздо лучше своего отца и что свою природную порядочность он должен проявлять по отношению к сыну, несмотря на глубокие различия между ними. Дэн, конечно, не был жесток с Беном, не был враждебно настроен к нему. Просто он проявлял к Бену лишь номинальный интерес, отказываясь объяснить мне, почему к своему единственному сыну он относится, как к чужому.
Совсем недавно, после того как о Бене вышла статья в газете «Мэн тудей», в которой моего сына назвали достойным внимания