в небольшую палату, где уже лежал один пациент. Я переоделся в пижаму и стал похож на матрац. Посмотрел я на себя в небольшое зеркало над умывальником и задумался.
– Вы как посоветуете, – спросил я у своего соседа. – Может быть, мне еще живым побриться? Мертвому сложнее будет…
Из коридора раздался зычный голос санитарки:
– С этим бесполезно разговаривать! Он полный идиот!
Каждый слог этой прочувствованной фразы отозвался в моем черепе колокольным ударом. Черт бы Вас побрал, девушка, со своей шваброй…
Пижама влажноватая, и запах у нее какой-то тифозный, из времен гражданской войны. Укладываюсь в койку, пружинная сетка скрипит. Простыня колючая, подушка душная, одеяло кусачее.
Последний приют поэта. Неизвестно, выйдет ли он отсюда, а поэтические мысли не покидают его душу грешную. Он еще иронизирует… Кто это? Кто это иронизирует? Ну да, это я.
Значит – не все потеряно.
– Эй… – внезапно донеслось с противоположной койки. – Эй, Вы спите?
Идиот проснулся. Однако, интересный вопрос… И как же на него ответить?
– Нет, не сплю.
– Вы были в аппарате? Были! Вам вставили жучок, – тихий-тихий, проникновенный голос слева. – Скоро нам всем эти жучки вставят… Мы первые, как космонавты. Кстати, моя фамилия Гагарин.
– Титов, очень приятно, – стараюсь говорить как можно тише.
– Все повторяется… Как сказал пророк – печать на лбу и на правую руку.
Чтоб ты сдох и со своей печатью, и с такими пророчествами…
А потолок-то протекает! В смысле – крыша течет. Да нет, это я буквально, а не фигурально, на потолке нашей палаты четко видны известковые трещины и потеки.
– Кончай базар, придурки! – орет санитарка и щелкает выключателем.
Подавляю в себе желание запустить в нее тапочком. Темнота, свет от уличного фонаря обрисовывает желтый квадрат на стене. Смотрю на него и чего-то жду.
Нет, уже никто не будет крутить ручку фильмоскопа, не будет скрипа целлулоидной ленты. Я вдруг до ущемления в груди понимаю, что уже никогда не посмотрю мои любимые диафильмы. Протягиваю руки, разминаю пальцы и проникаю в желтый свет.
Силуэт собаки на стене. Гав-гав… А вот это – кролик с барабаном, и для этой фигуры надо две руки. А вот это – два мужика ругаются, а вот это – голубь полетел.
Но все же надо спать…
Это как погружение на самое дно марсианской впадины. Я начинаю обратный отсчет. Против естественного хода времени, супротив и вопреки всему, назад, в самое начало.
Насколько хватит памяти.
…Очень высокое кресло. Меня кормят с ложки борщом. Ложка большая, капуста свешивается с краев. Я счастлив. Потом прыгаю на кресле, на его пружинах, и мне очень хорошо.
Теперь в кроватке играю деревянными фигурками, даже знаю, что это – шахматы. Грызу деревянного коня и чувствую горький вкус лака и пресный вкус дерева.
А что еще? Ведь было же что-то еще…
Да, было. Я однажды опрокинул свой фаянсовый горшок, и что-то горячее обожгло мне ноги.
Это помню точно.
И все,