шума», – повторяла Гаяния. – «Познание приходит к тому, кто умеет в шуме отыскать главное, а в тишине – его понять. Никогда не будет услышан тот, кто криком кричит на другого, только полутон – будь это молитва или благословение, слова великой Любви или прошение – будет услышан ближним твоим. Для того в библиотеке и храме тихо – к знаниям и Богу нужно приходить молчаливо».
Настоятельница сердечно любила библиотеку и заполняла её полки редкими, дорогими книгами. Дорогими они были не потому, что их обложки украшало золото или серебро, а потому, что эти книги приносили заблудшие странники, философы, врачеватели и учителя, отдавая их в благодарность за ночлег, трапезу и доброе слово. Гаяния помогала многим душам, ровно стольким, сколько насчитывалось у неё книг.
На территории монастыря росли розы, но возле читальни их было особенно много. Гаяния когда-то рассказывала девам красивую, но грустную историю о них.
«Однажды римский легионер украл цветок из сада императора Марка Аврелия, чтобы подарить его прекрасной девушке, живущей в горах. Но когда император во время прогулки пересчитывал цветы в своём саду, одного он не досчитался. По приказу разъярённого Марка Аврелия был найден вор и публично казнён, а девушку, получившую цветок, – предали истязаниям до тех пор, пока она не вернёт подаренное ей сокровище. Ежедневно возлюбленную легионера били плетью, обливали ледяной водой, на её прекрасном юном теле проступили бордовые полосы от раскалённого металла, которым мучили несчастную… Девушка умерла, так и не покорившись воле императора. На том месте, где издевались над ней, вырос цветок – такой же, какой был украден из императорского сада, – затем ещё один, ещё, ещё… И назвали его именем погибшей красавицы – розой, и не требовалось тем цветам ни воды, ни солнца. Позже там, где выросли огромные и колючие, но завораживающие своим ароматом цветы, возвели монастырь Святого Павла».
Игуменья замедлила шаг и присела возле ручья, протекавшего по саду с оливковыми деревьями. Где ручей брал начало, никто не ведал, как и то, куда он впадал. Он вился широкой лентой, наполненный изумрудного цвета водой. Настоятельница склонилась над влагой, протянув к ней руки, и приложила мокрые пальцы к пересохшим устам, чувствуя, как силы снова к ней возвращаются.
– Время идти, – напомнила себе монахиня.
Она завершила утреннюю прогулку, спешно направляясь к монастырю, к своим тридцати пяти ученицам.
В молельном зале как раз собрались почти все послушницы. Их волосы, прежде ниспадавшие на плечи и локти, были скрыты под апостольниками – головными платками, равномерно покрывающими грудь и спину; тонкие девичьи тела тонули в подрясниках, лишь пальцы белели на длинных тёмных одеждах.
Когда Гаяния вошла, в зале господствовала абсолютная тишина. Девы встали, поприветствовав игуменью, и вновь присели на скамьи. Служба, которую она правила, напоминала скорее