пряталась частично от самой себя:в кафе, кинотеатрах, подвалах. Однажды даже проникла в квартиру к одному слабовидящему старику и жила у него под кроватью несколько дней, воруя по ночам еду из холодильника с запасом на следующий день, до тех пор, пока меня не прогнала его дочь, навестившая однажды отца и услышавшая мое чихание. Все-таки дед был нечистоплотным – под кроватью было пыльно…
Алик и Дани весело рассмеялись.
– А потом… когда я снова оказалась на улице в холодный октябрьский вечер, мне несказанно повезло – я стащила у развозчика хлеба целую буханку, да еще и успела убежать прежде, чем он заметил пропажу… Уединившись от гвалта ночного города в тупичке двух улиц, язабылась сномот сытости, отчего и потеряла бдительность. Первое, что я увидела, проснувшись – огромные глазищи твоего братца.
Алик хохотнул.
– Нет, правда, я таких больших глаз еще не встречала. Он долго смотрел на меня так, словно я ему омерзительна, и я приготовилась к тому, что он будет меня бить. Не знаю, сталкивался ли ты в своей жизни с тем фактом, что зачастую в каждой подворотне есть свой главарь, управляющий нищими, оборванцами и попрошайками. Вот я и подумала, что твой брат – такой вот главарь. И отдала ему корку хлеба – все, что осталось от сытного ужина, прося его не бить меня. Но он… – Дани улыбнулась, – Он расплакался… – она на время замолчала.
Алик терпеливо ждал продолжения.
–Мы больше не расставались – вместе воровали, искали ночлег, выходили из передряг… Он периодически пропадал на пару дней и снова появлялся, ничего не объясняя. Каждый раз я боялась, что он не вернется… Знаешь, когдавдруг остаешься один на всем белом свете, без единой собственной вещи и цели, ты готов за каждым, слегка улыбнувшимся тебе человеком, в улыбке которого твоя душа уловила частичку искренности – заметь, не сожаления, а искренности- идти на край света. Как и я была готова следовать за Аветом…Его устраивала моя позиция – я никогда не спрашивала о прошлом, об исчезновениях и возвращениях… Ни единого «почему?» и «куда?» – было более, чем достаточно видеть его рядом. Мы были единым целым, нокаждый в себе непрерывно придумывали план мести за родных…
– Каждый в себе? – уточнил Алик, – Что это значит?
Даниэль взглянула Алику в глаза:
– Авет рассказал Вашу историю только спустя год, после нашего с нимзнакомства, когда уверился, что я не продам дружбу.
– И как же он в этом уверился?– прищурился Алик, сам не понимая, зачем задает этот вопрос.
– На деле… – она обдала его холодом своего взгляда, – В первый год, еще опасаясь друг друга, мы решились на небольшое дело. Больше двух месяцев следили за одним смазливым бизнесменом в Лондоне, у которого, как выяснилось, имелся свой ювелирный магазинчик, не оснащенный ни сигнализацией, ни камерой слежения. Мы готовились долго и относились к деталям чрезвычайно серьезно. Авет сказал, что трогать изделия не станем. Слова не звучали как приказ, но бесспорно были условием. Наверняка, этот пункт и был проверкой