вам пятьсот. А как намерены поступить вы?
– Откажусь принять их.
– Прекрасно. Вопрос решен. Нам не о чем больше разговаривать.
– Совершенно верно. Я не желаю больше иметь с вами дело. Я достаточно богат, чтобы переправить через Перевал свои собственные припасы. Так я и сделаю в будущем году. Наши деловые отношения прекращаются с этой минуты навсегда.
– Воля ваша. Я не возражаю. У меня хранится ваш вклад на триста тысяч долларов золотого песка. Ступайте к мистеру Этшелеру и заберите его.
Мельтон бессильно кипятился, не зная, на что решиться.
– Нельзя ли все-таки получить остальные пятьсот? Господи! Ведь я же заплатил за них. Неужели вы хотите, чтобы я подох с голоду?
– Послушайте, Мельтон, – Джекоб Уэлз сделал паузу, чтобы сбросить пепел с сигары. – О чем вы, собственно, хлопочете сейчас? Что вы хотите получить?
– Тысячу фунтов продовольствия.
– Для собственного желудка?
Король Бонанцы опустил голову.
– Вот именно. – Морщины резче обозначились на лбу Уэлза. – Вы хлопочете только о собственном желудке, а я забочусь о желудках двадцати тысяч.
– Но ведь вы же выдали вчера Тиму Мак Реди тысячу фунтов без всяких разговоров?
– Выдачи сокращены только с нынешнего дня.
– Но почему же мне одному приходится отдуваться?
– А скажите, пожалуйста, почему вы не явились вчера, а Тим Мак Реди – сегодня?
На лице Мельтона отразилась полная растерянность, и Джекоб Уэлз, пожимая плечами, сам ответил на свой вопрос:
– Так-то обстоит дело, Мельтон. Никаких поблажек. Вы ставите мне в упрек Тима Мак Реди, а я вам то, что вы пришли не вчера, а сегодня. Давайте-ка возложим ответственность за то и другое на Провидение. Вы пережили уже раз голод в Сорокиной миле. Вы белый человек. Ваши владения в Бонанце, как бы велики они ни были, отнюдь не дают вам каких-либо преимуществ на получение лишнего фунта хлеба перед самым старым из старожилов или новорожденным младенцем. Поверьте мне. Пока у меня будет хоть крошка хлеба, вы не умрете с голоду. Ну же, перестаньте сердиться. Вашу руку. Улыбнитесь и постарайтесь примириться с этой неприятностью.
Король Бонанцы, все еще сердясь, но уже настроенный более благожелательно, пожал Уэлзу руку и вылетел из комнаты.
Не успела за ним закрыться дверь, как в комнату развалистой походкой вошел, шаркая ногами, какой-то американец. Он зацепил обутой в мокасин ногой стул, пододвинул его к себе и уселся в самой непринужденной позе.
– Послушайте, – начал он конфиденциальным тоном, – ходят слухи, что у нас не совсем благополучно с продовольствием?
– А, Дэв, это вы?
– Как видите. Говорю вам, что, когда река станет, отсюда начнется форменное бегство.
– Вы уверены?
– М-гм!
– Очень рад слышать. Только это нам и нужно. Вы тоже собираетесь вместе с ними?
– Еще чего! – Дэв Харней с самодовольным видом откинул назад голову. – Вчера отправил свой багаж на прииски. Хотя боюсь, что немного поторопился с