молодой человек? Вы что, оглохли? Почему не открываете?
Голос, который произнес эти слова, никак нельзя было назвать приятным, он был хрипловатый, даже грубый. Если бы он принадлежал мне, я бы серьезно задумался, не вырезать ли аденоиды в носу. Но у голоса было одно великое и неоспоримое достоинство, за которое я простил ему все недостатки: он не принадлежал Дж. Уошберну Стоукеру.
– Прошу прощения, – ответил я. – Задумался, знаете ли. Вроде как даже мечтал.
Голос снова заговорил, только теперь он звучал куда более учтиво:
– Пожалуйста, извините меня, сэр. Я принял вас за вашего слугу Бринкли.
– Бринкли отсутствует, – объяснил я, а сам подумал: вот скотина, пусть только вернется, он мне ответит за ночные визиты своих дружков. – А вы кто?
– Сержант Ваулз, сэр.
Я открыл дверь пошире. На дворе было довольно темно, но я без труда узнал стража Закона. Своими пропорциями сержант Ваулз напоминал Альберт-Холл: почти правильный шар в середине и что-то незначительное сверху. Мне всегда казалось, что природа задумала сотворить двух сержантов полиции, но почему-то забыла их разделить.
– А, сержант! – отозвался я. Эдак весело, беззаботно, пусть думает: ничто не отягощает черепушку Бертрама, разве что шевелюра. – Чем могу быть полезен, сержант?
Глаза понемногу привыкли к темноте, и я различил на обочине несколько небезынтересных объектов. Главным из них был еще один полицейский, но уже длинный и тощий.
– Это мой племянник, сэр. Констебль Добсон.
Мне, знаете ли, было не до братания с жителями деревни, этот сержант, уж если он непременно захотел представить мне всю свою семью и начать дружить домами, мог бы выбрать другое время, но я все же вежливо наклонил голову в сторону констебля и дружелюбно бросил: «Привет, Добсон». Кажется, если я ничего не перепутал, даже что-то сказал по поводу прекрасной ночи.
Однако выяснилось, что пришли они не для приятной беседы, какую в прежние времена вели в салонах.
– Вам известно, сэр, что одно из окон вашей резиденции разбито? Это обнаружил мой племянник и счел необходимым разбудить меня, чтобы я провел расследование. Окно на первом этаже, сэр, выходит во двор, стекло в одной створке целиком отсутствует.
Я про себя усмехнулся.
– Ах, окно. Это его Бринкли днем разбил, такой нескладный малый.
– Так вы знали об этом, сэр?
– Знал, конечно. Еще бы не знать. Так что не волнуйтесь, сержант.
– Вам, конечно, виднее, сэр, стоит или не стоит по этому поводу волноваться, но, на мой взгляд, есть опасность, что в дом могут проникнуть грабители.
Тут в разговор вмешался констебль, который до сей минуты молчал как истукан.
– Грабитель уже влез в дом, дядя Тед, я его видел.
– Как? Почему же ты мне раньше не сказал, дурья башка? И не называй меня «дядя Тед», когда мы при исполнении.
– Ладно, дядя Тед, не буду.
– Позвольте нам обыскать дом, сэр, – сказал сержант Ваулз.
Но я немедленно наложил на это поползновение свое президентское вето.
– Ни в коем случае, сержант, –