иконой, и не знают ли они, кто это мог сделать, – терпеливо пояснил отец Василий. – Однако я не собираюсь задавать такие вопросы, которые могут посеять в душах людей сомнения или подозрения. Вор должен сам осознать всю тяжесть своего поступка и прийти к покаянию.
– Что ж, надеюсь, у вас получится, – ответила я, но в моих словах не было убежденности.
Не спеша мы приблизились к Александру. Он оторвался от своей доски, которую строгал, и посмотрел на нас с хитрым прищуром. Внешность у рецидивиста была не самая располагающая. Крупный сломанный нос, маленькие карие глаза с затаенным ожиданием чего-то, редкие рыжеватые брови, взлохмаченные волосы, тонкие, синеватого цвета губы, с горькой складкой по уголкам, смуглая, дубленная сибирскими морозами, ветрами и иссеченная морщинами кожа. Улыбнувшись, Александр показал отсутствие передних зубов.
– Здорово, батя, – прозвучал его хрипловатый, грубый голос. – Откуда взял такую красавицу?
– Бог привел, – ответил отец Василий и представил меня ему, сообщив о роде занятий и богоугодной миссии, кою я буду выполнять. Скрытность не являлась одной из черт характера священника, мне же не пришло в голову его предупредить заранее, чтоб он не рассказывал обо мне каждому встречному и поперечному.
– Значит, Женя, а я Саша, – ухмыльнулся «тертый» прихожанин. – Каким же макаром вы нам поможете, гражданочка? Вас батя, что, в натуре на отмазку взял? – И, взглянув на священника, поправился: – Я хотел сказать: для защиты нанял. Может, я чего не догоняю?
– Да, я телохранитель отца Василия, – ответила я.
Александр посмотрел на меня понимающе, а отец Василий вновь упомянул о золотых руках Александра.
– Да на зоне еще не тому научат, – сплюнул сквозь зубы бывший зэк, показал доску, что строгал, и пояснил, что это будет детская кроватка для одной из прихожанок. – Разрисую, лаком сверху.
– Рисовать любишь? – зацепилась я. – Наверно, и картины нравятся, видел, какие в церкви иконы? Классно нарисованы. Да?
– Даешь набой, что я церковь оказачил? – спросил враждебно Александр. – Так я не крыса, чтоб у своих, поняла, дешевизна? Мне тут харч и кабину дали и отнеслись как к человеку. Я тут нужен.
– Все, братья и сестры, успокоились и разошлись, – встрял между нами отец Василий. Он схватил меня за локоть и оттащил в сторону, сердито отчитывая: – Не смейте больше, Евгения Максимовна, заводить такие разговоры. Я не хочу, чтоб Александр сорвался. Его душа вся изранена. Даже намек способен вывести его из равновесия. Он всю жизнь жил по волчьим законам и не скоро от них отойдет. Не провоцируйте его.
– Это все, конечно, понятно, – кивнула я, высвободив локоть, – но поймите, батюшка, он самый вероятный подозреваемый в краже. Вор не разбирается в искусстве, иначе бы не украл грубую подделку. Сами же говорили, что в музее сразу определили на глазок, что это всего лишь копия. Александр не выглядит искусствоведом, склонен к антисоциальным поступкам, в уголовной среде у него полно связей, чтобы сбыть краденую икону, а главное, вы по своей доброте