изменить уже слишком поздно, еще сильнее довлела над ней.
Как только они дошли до ее дома, Эльза, ухватившись за дверцу калитки, заплакала.
– Что с Вами, – поинтересовался у нее доктор.
Делая огромное усилие над собой и полных глаз слез, она, взглянув на него,
– Доктор он не виноват в смерти Вашего сына. Он не убивал Герхарда.
А доктор, как бы ни понимая ее,
– О чем Вы…,
– О том, что каждый человек имеет право на жизнь. Моих родителей убили наши немцы. Но я же не стала ненавидеть свой народ. Так же как и Ваш сын, этот несчастный защищал свою землю, свой народ. Доктор, прежде чем что-либо сделать, прошу Вас, подумайте. Возможно, там, на Родине, его тоже ждут. Быть может, у него есть мать, отец, супруга. Не берите грех на душу, не надо. Если Господь даровал ему жизнь, пощадив в реке, значит он должен жить.
– Эльза, я не собираюсь его убивать и тем более мстить. Не забывайте, я все-таки врач, а не палач, – как бы с обидой выразился доктор.
Ничего ему, не отвечая, Эльза, открыв калитку, впустила его во двор.
Зайдя в дом, она молча смотрела на него. Тишину нарушил доктор,
– Где Ваш раненный? Показывайте.
Проведя его в комнату брата Арнольда, указав кивком головы на кровать, сама остановилось у дверей.
Тяжело дыша, доктор подошел к кровати раненного. Впервые в его жизни с ним происходило такое. Его тело, его душа разделились, словно на две части. С одной стороны ненависть и злость требовали неминуемого возмездия за гибель сына. С другой, ведь он потомственный врач в десятом поколении, человек избравший целью своей жизни служения людям, исцеление их от всяких недуг. Может ли врач поступить иначе. Да и слова Эльзы, сказанные у калитки, словно лезвием ножа прошлись по его телу. Она, чувствуя истинные его намерения, попыталась образумить, заставить одуматься. Взглянув на раненного, увидев то, как он мирно спит, доктора охватила ярость. Он чуть ли не вслух произнес,
– Ты спишь здесь в теплой постели, а мой сын лежит где-то там, на чужбине, в сырой, в безымянной могиле. Нет, не бывать этому! Да, я не палач, но я отец, Я должен, обязан отомстить за сына, – стал оправдывать себя.
Поставив рядом собой саквояж, открыв его, и обернувшись к Эльзе, попросил ее вскипятить воду. Когда она ушла, он быстро достал из саквояжа шприц с ядом. Откинув одеяло и оголив руку раненного, немного похлопал по локтевому суставу. Как только он вонзил иглу в вену несчастного, одеяло сползла на руки. А раненный со стоном откинул голову в сторону. Откидывая обратно одеяло на место, доктор увидел на шее несчастного огромный шрам. И тут же услышал голос сына, – Отец, не делай этого.
Приглядевшись на шрам, он, в ужасе вскрикнув, стал вытаскивать шприц из вены несчастного. На его крики в комнату вбежала Эльза. От того, что там она увидела, не на шутку испугалась. Доктор, стоя над больным держа в руках шприц, только и твердил,
– О боже, о боже…
Лицо его было перекошено, от страха он весь вспотел,