поскольку для всякой такой шкалы возможно мыслить равноценную ей противоположную шкалу ценностей. Христианская церковь никогда не следовала строго шкале ценностей, выводимой из десяти заповедей. В этом не было нужды после того, как она открыла удобную для себя возможность оправдывать любые свои действия ссылкой на их угодность Богу. Отныне всякое действие, желанное для церкви, было дозволено, поскольку не было такого действия, которое невозможно было бы оправдать таким образом. Очевидная несообразность таких дел, как насильственная христианизация, крестовые походы с их ужасами или пытки и казни «еретиков» с заповедями «Люби ближнего» и «Не убей» затушёвывалась софистическими уловками и двусмысленными толкованиями.
IV. Идеал абсолютной любви
Христианской церковью систематически нарушались все заповеди, но ни одной не пренебрегали так часто, как заповедью любви. Все прочие заповеди выводимы из неё – кто убивает, крадёт, прелюбодействует, желает чужого имущества, не чтит родителей, тот нарушает заповедь любви. Этой заповеди за две тысячи лет христианства выпало на долю быть самой нарушаемой из всех. Заповедь любви бессильна перед государственной и церковной властью, но ей не присуща внутренняя сила и самой по себе. Но не бессилен ни перед какой властью моральный закон. Как и законы природы, он проявляет себя с необходимостью, но, в отличие от законов природы, его возможно не соблюдать. Совесть и здоровое нравственное чувство противятся несоблюдению морального закона, но страх или соображения выгоды могут заставить умолкнуть совесть и нравственное чувство. Две силы всегда противостояли силе морального закона – власть верхов и страх низов. Эти три силы непрестанно боролись между собой, и когда побеждал моральный закон, отступали обе другие силы и происходили знаковые события, ломающие ход истории.
Рядом с этими силами возможно поставить как равноценную им силу интерес. В своей совокупности эти силы составляют тот механизм, которому подчинено всякое сознательное действие человека. Три главные пружины этого механизма – интерес, страх и моральное веление. Христианство захотело противопоставить этому механизму, опробованному в течение тысячелетий, силу любви, возведя любовь в ранг первостепенной ценности. Но последующая практика показала неоправданность надежд, возлагаемых на этот принцип. Без диверсификации душевных сил, обеспечивающей им разумную разнонаправленность, ни полноценное существование, ни выживание рода человек были бы невозможны. Подчинить все свои действия принципу любви не только невозможно для человека, но и было бы гибельно для него. Инстинкту любви самой природой указаны границы, за пределами которых он становится инстинктом деструктивным и несёт с собой не благо, но зло. Если бы Иисус был главой философской школы, он бы поостерёгся положить в основание всех дел и помыслов человека любовь. Но он был главой незначительной в то время религиозной секты,