Так что да, я видел такое место, но никогда прежде оно не было моим.
Коридоры, лаборатории, столовки будто перекрашивают раз в два года, симпатичный книжный магазинчик, цены офигеть. Но я клянусь, везде кроме разве что раздевалок, университет был белый как молоко. Я видел смуглых на кампусе, ну слава богу, а то я уж думал, я тут один такой.
А занятия? Я даже не знал, на какие записался, честное слово, этим занимался кто-то из руководства команды, а с домашкой мне помогали, парни из команды в первую же неделю подсказали – найди репетитора, лучше студентку второго курса, большие глаза, джинсы в обтяжку, крестик на шее, типа того. Она поможет, сказали они, она знает, кто мы такие. Так и вышло. Слова и цифры, конечно, мне приходилось писать самому, но если мой мозг и был там, то на сгибе ее локтя, на веснушках вокруг носа. В универе мне явно понравится.
Но баскетболом мы занимались всерьез. Каждый день, все время. Пятнадцать человек на тренировке в десять раз жестче чем все, что было дома. Все время бросали мяч, тук тук тук о полированные доски, идеальный скрип наших подошв. Мы отрабатывали игру один на один, мы отрабатывали два на два, мы отрабатывали два на одного. Отбивали броски в прыжке со средней дистанции, броски в прыжке с разворота и с трехочковой линии. Но уже на другом уровне. Парни из команды были сильнее, быстрее и умнее чем все, против кого я играл дома, в Линкольне, теперь я играю с мужчинами, не с пацанами, и в тот первый год я это чуствовал. Они все были на шаг с лишним впереди меня в воздухе, половину моих мячей блокировали или отбирали, и атмосфера вокруг меня словно обмякала и падала.
Быть круче. Быть сильнее и быстрее. Я должен.
После тренировок мы обычно сидели вчетвером или впятером в кафетерии, к коленям примотаны толстые мешочки со льдом, мы таращимся в тарелки с вялой говядиной и брокколи, есть не хочется, потому что тренер гонял нас как быков на кариде и мы еще не отошли. Столовая до балок потолка провоняла жирным горелым мясом, столешница холодная, в голове хули-хули[66]. От всего этого я чуствовал себя угашеным, хотя был трезв как Иегова.
– Кажется, я только что заснул с открытыми глазами, – сказал Грант.
– Заснул, – произнес Де Шон, – я сам видел. А я пытаюсь не обоссаться. Как тут отлить, если я весь в этом? – Он дрыгнул коленом, мешочек со льдом брякнул. – Если уж делают нам эти компрессы, пусть тогда и памперсы выдают.
– А ты что, восстанавливаешь водный баланс? – Грант кивнул на высокий стакан, из которого пил Де Шон. – Вечно он старается восстановить водный баланс, но с утра первым делом пьет диетическую колу. (Они жили в одной комнате, белозадый Грант, виггер[67] из Стоктона[68], и Де Шон из Эл-Эй[69].)
– Мне нужен кофеин, – извиняющимся тоном ответил Де Шон.
– Так выпей кофе, придурок.
– На вкус как твоя мама.
– Ну хватит, – сказал Грант. – Я тут типа пытаюсь расслабиться.
– Да ты весь семестр расслаблялся, –