пять минут я сошел на конечной остановке.
Проводил взглядом развернувшийся и укативший прочь автобус и побрел по круто уходившей в гору бетонной дороге, мимо стоявших по левую сторону мрачных домов и не менее мрачных огороженных низкими заборчиками могилок справа.
К тому моменту, когда я вышел на центральную аллею между кипарисами, над кладбищем уже сгустились сумерки. Стало даже как-то жутковато. Но я знал, что если отложу это дело на завтра, то есть вероятность, что с утра откажусь от своей затеи. А спонтанные решения, хоть иногда и кажутся дурацкими, но в большинстве случаев оказываются верными. По крайней мере, приносят больше удовлетворения, даже если приводят не к тому результату, который ты ожидал.
Отыскать нужную могилку оказалось задачей не из простых. Все очень изменилось за те тринадцать лет, что я здесь не появлялся. Да и был здесь всего один раз, на следующий день после похорон, когда еще не было ни надгробия, ни ограды, а просто темный холмик земли, выложенный цветами, и несколько прислоненных к временному деревянному кресту траурными венками. Но я справился и, спустя двадцать минут блужданий среди могил и деревьев нашел ту, которую искал.
Сейчас здесь все было иначе. Кованая ограда с калиткой, мраморное надгробие с фотографией Вероники в овале, вокруг могилки постриженная травка, а в уголке стройный кипарис в человеческий рост и маленький столик с лавочкой. Видимо, за могилкой постоянно ухаживали, чего нельзя было сказать о соседних, заросших сорняками и колючей ежевикой.
Я вошел и сел.
Посмотрел на ее улыбающееся личико, которого не видел уже много лет и вдруг почувствовал угрызение совести оттого, что не удосужился даже купить цветов. Проглотил подкативший к горлу горький ком и неожиданно почувствовал, как на глазах навернулись слезы. А я вроде никогда не был таким сентиментальным. Даже тринадцать лет назад, стоя на этом самом месте, я не плакал. Просто стоял с чугунной головой и смотрел, а тут вдруг что-то нахлынуло и слезы покатились из глаз сами собой. Я стал их поспешно вытирать, потому что не хотел, чтобы меня видели плачущим, и даже отчаянно зажмурил глаза, чтобы их остановить, но бесполезно. Впрочем, кроме меня, вряд ли кто-то стал бы шататься в темноте по кладбищу. Поэтому я оставил свои жалкие попытки сохранить образ брутального мужчины и дал волю эмоциям.
Спустя пару минут меня уже отпустило. Глаза высохли, а в груди образовалась какая-то пустота, словно меня насквозь прошиб снаряд.
Если честно, то по пути на кладбище я представлял себе, как буду стоять и разговаривать с Вероникой. В голове крутилось столько всяких мыслей, столько слов, из которых я выстраивал свою речь. Но сейчас в голове было пусто. Возможно, от осознания того, что разговаривать с холодным камнем надгробия бесполезно. Тем более просить за что-то прощение. Все нужные слова необходимо говорить вовремя. Живым людям. В глаза. А не спустя тринадцать лет, обращаясь в пустоту.
Поэтому я сидел и молчал.
И