где через полчаса должны были начаться защиты студентов, то ощутил, как повеяло статусностью предстоящего испытания. Сегодня предстояло доказать, что мы достойны знать свою историю. И почетный диплом историка найдет его обладателей.
И меня, безусловно. В том, что защищусь, я не сомневался, но хотелось, чтобы комиссия по-особому оценила титаническую, как мне самому казалось, работу. Выделила ее из других. Да, я тщеславен и борз, да, я хочу быть первым во всем! Что там говорить, остальные ребята взяли темы полегче, накатать которые можно было, не отрываясь от компа. А между тем мандраж нагло закрался мне за шиворот и в коленные чашечки, и тихо нашептывал в мозгу: «Эй, чувак, ты сильно крут, да? Ну-ну».
Началось. Один за другим в аудиторию заходили и выходили сокурсники с удовлетворенными лицами. Наконец….
– Рудный!
И я оказываюсь перед дипломной комиссией, почтенно, как совет старейшин, восседавших посреди комнаты. Воздух пах строгостью ее величества Истории, и я глазами очертил свое место – на стуле перед командой ученых в костюмах. Кто же передо мной?
Во главе стола, как и полагается, Полумянный, затем два профессора – один наш, другой из Академии наук, и еще некто, совершенно незнакомый мне ученый. Тоже из Академии?
– Прошу вас, – получаю я приглашение от своего куратора Ореста Михайловича начинать доклад.
Я собрался с духом, и тут ощутил прилив вдохновения, такой нужный в эти минуты. Месяцы, потраченные на дипломный проект, впечатления от мысленного нахождения с узниками концлагеря, переживания за их судьбы – все это вместе дало мыслям уверенный толчок.
Оглашаю тему исследования, в которой звучит концлагерь Бабьего Яра, и читаю на лицах комиссии одобрительную оценку. Им это интересно, понимаю я. Готовлюсь начать доклад по сути, только открываю рот, как слышу голос с самого края стола напротив.
– «Роль человеческого самопожертвования как сила выживания узников Сырецкого концентрационного лагеря» – так полностью звучит ваша тема, – проговаривает твердый, медленный голос с нерусским акцентом. Его обладатель, неизвестный мне член комиссии, уставился на меня внимательным изучающим взглядом из-под стекла очков. Я ответно обращаю внимание на него.
Темно-коричневый костюм недешевого кроя, строгий галстук, и такие же строгие глаза, оценивающе-пытливые, будто смотрят сквозь меня и весь мир. Аккуратная бородка придавала этому ученому интеллигентный вид, сочетавшийся с крепким спортивным телосложением. Лет под сорок, похож на уверенного, преуспевшего в жизни мужчину. Иностранец, точно.
– Совершенно верно, – подтверждаю кивком я процитированное им.
– Так вот, – продолжает на ломанном русском вопрос иностранец. – Странное название для научной работы. Я так понимаю, что вы исследовали историю концлагеря Бабьего Яра. Это трагедия, оставленная нам предками для детального изучения. Но история должна изучать факты. А у вас название звучит как идеология.
Он с ходу меня упрекает