я мог бы долго, а суть в том, что все безусловно лучшее и общепризнанное в классике крестьяне и почитали за лучшее. В этом за двенадцать лет наших чтений убедился вполне.
Из советских книг, прочитанных в «Майском утре», будоражили умы «Ташкент – город хлебный» Неверова, «Два мира» Зазубрина, «В разлом» Ляшко, «По этапу» Подъячева, «Неделя» Лебединского, «Двенадцать» Блока, «Песнь о великом походе» Есенина, «Правонарушители» Сейфуллиной, «Дневник Кости Рябцева» Огнева, «Ухабы» Новикова-Прибоя, «Конармия» Бабеля, «Железный поток» Серафимовича… Список и тут я мог бы продолжить, хотя надо учесть, что далеко не все новинки доходили тогда в нашу сибирскую глухомань.
Как бы то ни было, читки и обсуждения вошли у нас в обычай, они продолжались из года в год, я вел свои записи и, сознавая, что опыт мой не свободен от ошибок и просчетов, думал: делаю, что умею, а кто может, пусть сделает лучше.
Наград для себя за эту работу не ждал, моего учительского жалованья (тридцать два рубля в месяц) чтения не повышали, но не скажу, что был вполне бескорыстен. Корысть имелась: мне было интересно жить. Все увлекало меня: игра с детьми в слова, сочинения ребят, детский театр, взрослый театр, хоры, оркестр, крестьянская критика. Как сейчас помню, читал я со сцены Пушкина, видел замерший зал, ощущал сотни воткнутых в меня глаз, и от этого в душе было сияние и легкий взлет.
Вот и выходит, что нелегкие эти, несытные, холодные, набитые заботами, трудом, занятиями годы и были лучшим временем моей жизни.
13
Писать я начал еще до революции, а первая моя статья из «Майского утра» называлась «В кольце врагов». Ее напечатали в газете «Красный Алтай» в 1922 году. Коммунаров снабдили после этого оружием для защиты от банд. Я поверил в силу печатного слова и вот уже седьмой десяток не выпускаю пера из рук.
Учитель в те годы был не просто учитель. Приходилось выступать пропагандистом, агитатором, культпросветчиком, избачом, селькором. И я бился за правду, наживал врагов, воевал с бандитами, хапугами, бюрократами, дураками, писал в Сибири, а позже на Урале, в Подмосковье, на Украине – всюду, где довелось работать и жить. Печатал корреспонденции, зарисовки, заметки, рассказы, очерки, педагогические статьи, и они публиковались (как-то я подсчитал) в 73-х советских изданиях.
А записи бесед с крестьянами о литературе долго держал при себе, не давал в печать. Первым, кто узнал о них, был начинавший в ту пору, а ныне известный сибирский писатель А. Л. Коптелов. Сошлись мы на селькоровском поприще, я раскрыл ему свой замысел, и он попросил несколько отрывков для бийской «Звезды Алтая», где работал секретарем. Весной 1927 года в трех номерах этой газеты мои записки и увидели свет. А осенью попали и в толстый журнал «Сибирские огни».
Я и предполагать не мог, какую бучу это поднимет, какие разойдутся круги. Никак не ждал, что откликнется А. М. Горький. А он, прочитав крестьянские отзывы о романе В. Я. Зазубрина, написал ему (из Сорренто, 17 мая 1928 года):
«Пошлите