Наумов. Слушаю вас…
– Привет, Серёжа! Что так загнанно?
– А…а, это ты¸ Владик… Дай дух перевести… Задержанного доставляли. Так вырывался – насилу с Громовым управились… Иду по коридору к себе – слышу звонок в кабинете. Пока открывал дверь, пока к столу бежал.
– Запрос о Пикулине сделал?
─ Да. По телетайпу.
– Ну и как? Что ответила колония?
– Жив и здоров. На месте.
– Это далеко?
– Да километров двести отсюда. В посёлке «Прибрежном»… Уж не хочешь ли скатать к нему?
– Угадал. Хочу. Поговорить надо. Я Ладыгиных повидал. Убеждён теперь: в лесопарке и в «Бирюзе» стрелял один и тот же человек – Эдик. Почему Пикулин умолчал о нём? Надо выяснить.
– Когда думаешь ехать?
– При первой возможности.
– Ну-ну… Может, за день и управишься. Желаю успеха!
Я положил трубку, задумался. Почему смолчал Пикулин? Из чувства товарищества? Из страха перед Эдиком? Так ведь Пикулин – спортсмен. Боксёр!..
Да, да… Боксёр… А как личность? Что он за человек, кто скажет? Кто знает его лучше – тренер? Мастер? Надо бы встретиться с ними. В деле-то Пикулина о них – ни строчки. Эх, Соловьёв, Соловьёв! Как же ты мог обойти их вниманием?
Я взглянул на часы. Время уже позднее. Можно было двигаться к дому. А дома, после ужина, Лена постучала в мою дверь:
– Можно?
– Конечно, заходи!
Лена проскользнула в комнату, и я с удивлением заметил в её руках гитару.
– Вот, играй на здоровье.
Гитара на вид совсем новая. Даже струны не натянуты.
– Где взяла?
Лена отвела глаза и как-то чересчур беспечно ответила:
– У подруги выпросила. Всё равно валялась без дела. Так что владей и отводи душу.
Лена, Лена!.. Так вот почему вчера она так неожиданно умчалась в Москву. Это же она за гитарой ездила! Сердце моё переполнилось нежностью.
– Спасибо, Леночка, Спасибо за царский подарок. И как хорошо, что у тебя такая отзывчивая подруга. Передай ей, пожалуйста, что отныне и я буду её самым верным и преданным другом.
Лена вскинула брови, долго и молча смотрела на меня, стараясь понять, шучу я или говорю серьёзно. Наконец, истинный смысл моих слов дошёл до неё. Лицо Лены вспыхнуло от смущения, и она торопливо ответила:
– Хорошо, хорошо, передам… А ты сыграй мне что-нибудь.
– Прямо сейчас?
– Если не занят, конечно.
Я настроил гитару, тихонько потрогал струны. Начал негромко напевать:
Живёт моя отрада.
В высоком терему.
А в терем тот высокий.
Нет хода никому…
Гитара в руках подрагивала. Дрожал и мой голос, пощипывали подушечки пальцев… Как давно я не играл!
Подперев ладонью голову, Лена не столько слушала, сколько внимательно разглядывала меня, будто нашла во мне нечто такое, что ей доселе не было ведомо.
Я взял новые аккорды и, стараясь развеселить,