vemos, mi amor! (до встречи, любовь моя) – попрощался Хесус.
Он снова взял мою руку в свою, но теперь он не просто поцеловал ее. Он облобызал всю мою кисть и запястье. Затем поднес мою руку ближе к лицу, разглядывая шрам от ножа. Провел по нему большим пальцем, вызвав толпу мурашек.
Мексиканец взмахнул ресницами и пристально посмотрел в глаза, как будто размышляя откуда у меня этот тонкий порез. Я боялась, что он спросит, а мне придется отвечать, но он больше ничего не сказал. Отпустил мою руку и пошел к двери.
Я проводила его взглядом и потерла ладонями пылающие щеки. Этот мужик безусловно умеет соблазнять женщин. И он не приемлет отказов.
10. Ольга
Так прошло еще два года. Два самых трудных года в моей жизни. Безысходности, тревоги и неизвестности.
Мне следовало смириться со своей судьбой. Но я не могла. Не могла. Внешне я была абсолютно спокойна. А внутри меня гремел настоящий бунт, даже не протест. Меня рвало от моей беспомощности, от тоски по отцу, бабушке и… Максу.
Я снова начала писать стихи, чтобы хоть как-то освобождаться от душевных терзаний. Много писала. На бумаге. Любые гаджеты в доме Вирьена были под запретом, даже у прислуги. Только у охраны были сотовые. Телевидение только кабельное. Несколько каналов в основном с мультиками. Я даже не знала, что происходит в мире. Кто сейчас популярен? Путин все еще президент? Что с экономикой? Где сейчас война?
Может быть Россия нападет на Францию, и я спасусь? Эта бредовая идея была единственным выходом из моей тюрьмы.
Чтобы как-то справляться со стрессом, я начала выпивать. Сначала немного, затем много, бросая Варю на Надин. Я не помню сколько это продолжалось. В один прекрасный день я обнаружила на баре Алонсе огромный навесной замок. На мой вопрос, что это за хуйня, прислуга сообщила, что мой муж распорядился оградить меня от спиртного. Так я лишилась своей единственной радости в жизни.
Тогда я ударилась в спорт. О! Впадать из крайности в крайность – это мы умеем! Изматывала себя настолько, чтобы спать без сноведений, чтобы не лежать полночи в темноте, жалея себя и проклиная Анвареса и Вирьена.
Я похудела и пришла в ту форму, о которой мечтала. Анварес был вообще в восторге.
Он навещал меня не так часто. Каждый раз я боялась, что он скажет, что развелся, но он не говорил. Я уже начала волноваться о том, что он передумал, потому что, как он и говорил, свыклась с этой мыслью.
За это долгое время мы сблизились. Пока что только духовно. Мы много разговаривали, иногда мужчина оставался на ужин. По моей просьбе, вместо цветов, он всегда привозил мне выпить, за что мне нравился еще больше. Однажды я даже сварила для него борщ в залог наших хороших отношений.
Анварес всегда держал себя в руках. Он не пытался меня трахнуть. Он предпринимал всего одну попытку меня поцеловать.
– Я замужем, Иисус, – напомнила я тогда мексиканцу. – Пока мы не поженимся не смей меня трогать! Я тебе не уличная потаскуха!
Было