речь зашла вовсе о другом. Даже не помню, как мы так быстро успели поменять тему. С друзьями всегда так, и это нормально.
– Сильно болит? – спросил Лаймон, искоса бросая на меня взгляд.
Я дотронулся кончиком пальца до воспалившегося под глазом места, но тут же отдернул, почувствовав боль. Наверняка, будет синяк.
– Нормально, – сказал я, хмуро шмыгнув носом. – До свадьбы заживет.
– Ты не должен больше позволять ему с собою так обращаться, – сказал Генри, когда мы завернули за угол улицы. Поприветствовали мистера Ранко – хозяина мясной лавки. В пару кварталах отсюда находится улица Мрака.
– Он сильнее меня! – воскликнул я в негодовании. – Что я могу сделать?
– Даже у самого сильного есть слабые стороны. Найди их, и ты обретешь силу.
– Чего? – сдвинув брови, я недоуменно посмотрел на друга.
– Не обращай внимания, – перебил Лаймон, – Генри как насмотрится своих дурацких боевиков, потом швыряется цитатами, только прячься.
– Между прочим, – обижено откликнулся Генри, – в этих фильмах можно найти много полезных советов. Они меня, можно сказать, жизни учат.
Лаймон усмехнулся.
– Понятно теперь, почему ты такой болван!
Генри хотел ударить его, но тот вовремя успел увернуться, удар пришелся мне в плечо.
– Ай! – вскрикнул я.
Генри извинился, бросая недобрый взгляд на Лаймона, который довольно улыбался.
– Они бы от Дилана и мокрого места не оставили, – сказал он. – Лучше не ввязываться.
– Преступность процветает, когда общество исповедует терпимость, – с выражением высказался Генри.
Мы с Лаймоном хором застонали, отворачиваясь от него.
– А что!? – воскликнул он. – Разве это не правда? Я что-то не то сказал?
Мы попрощались у моего дома. Ребята ушли, продолжая о чем-то спорить. Когда я шагал по тропинке, заметил припаркованный у подъездной дорожки серебристый Шеврале Круз. Видимо, родители уже дома.
Семья у нас маленькая: мама, папа, тетя Лиза – жена покойного дяди Бертрама и я. Говорят, что я больше похож на маму. Мы с ней длинные и худые, оба кареглазые брюнеты, а папа низенький, упитанный блондин с важными усами, которые забавно колышутся каждый раз, когда он злится или ругается, а ругается он часто и по всяким пустякам.
Я тихо проник в прихожую, осторожно закрывая за собой дверь, чтобы никто не услышал. Не хотел, чтобы родители увидели у меня синяк под глазом, сразу начнутся допросы, от которых, уверен, сойду с ума.
Судя по звукам, исходившим из кухни, мама и папа были там и о чем-то взволновано беседовали. Возможно, опять ссорились.
Я быстро взбежал по ступеням на второй этаж и внезапно встретился со сгорбленной фигурой тети Лиз, блуждавшей в полумраке коридора. На ней, как всегда, был напялен безвкусный, растянутый, выцветший халат, которым она шелестела по полу, когда медленно передвигалась. Старая женщина бродила по дому, закутавшись