в поту, с ледяными ногами, захлебываясь от экстаза, страха и напряжения. Мне казалось, что люди видят меня насквозь и издевательски смеются, я куталась в самую безобразную из своей одежды, пряталась по углам – лишь бы никто не распознал, что со мной происходит. Рвало меня между двумя крайностями: первая – я хочу его, я люблю его, я не вижу никакого смысла ждать чего бы то ни было и что-то откладывать. Мне предоставляется возможность откусить огромный кусок пирога и шагнуть в другую реальность себя, начав новый этап биографии. Вторая – мне не с чем сравнивать, я замахиваюсь на то, что не понимаю. Мне страшно, ведь секс в сплаве с любовью – это такой уровень близости, который подразумевает, что свободных друг от друга частей души у вас больше нет, что человек теперь внутри вас целиком. Мне было страшно за все: что я совсем еще молодая, что я совсем не знаю, что впереди, что я могу оказаться в идиотским положении, что меня еще ждет школа, а потом вышечка. Так куда же спешить – все будет в свое время.
В пятницу меня с утра долбануло температурой, но к обеду отпустило, хотя я мерзла как цуцик, что в середине лета было совсем странно. Старшее поколение смотрело на меня с укоризной – им было неприятно уезжать, оставляя меня не с румянцем во всю щеку, а с не пойми чем в качестве здоровья. Они сердились.
Так что я старательно делала вид, что ничего значимого не происходит. Меня угнетало то, что никакая болезнь не отменит ни их отъезд, ни его приезд, ни необходимость что-то предпринимать и как-то поступать. Но полностью отменит всякие удовольствия, и все сделает трудным и противным. Так что я одновременно пыталась выздороветь усилием воли и пряталась в боль телесную от боли душевной.
Но вечер так на так пришел. И я все равно взяла Бобку на поводок и пошла с ней на улицу. На улице, на лавочке, меня ждал Александр.
Я не устаю поражаться одной его особенности характера – неумолимость. Он был неумолим во всем, как ледокол «Ленин». Его можно молить сколько угодно, только это мимо по факту. Остановить, управлять, регулировать – пожалуйста, сколько угодно! Вот – панель приборов, вот – бортовой компьютер, вот – капитанская рубка. Тогда как молитва, сколь бы горяча она ни была и каким бы ни сопровождалась заламыванием рук и вырыванием волос, если только не произнесена повелительным тоном морзянки, находилась вне его семантического поля. Он увидел, что я нездорова, и не увидел в этом никаких вложенных смыслов и спрятанных влечений.
Он увидел, что его милую трясет, что у нее холодные руки, раздутые лимфоузлы и горячие глаза. А значит, милую нужно закутать, посадить на колени, холодные руки засунуть на горячую грудь сквозь рубашку, а горячие глаза целовать холодными губами. За несколько минут я отогрелась душой, утонула в луже счастливых слез, расплавилась в чувстве непереносимого кайфа от его присутствия и прикосновений. И смогла сказать всю свою боль.
– Саш, у нас завтра просто свидание, да. А в воскресенье у нас будет совместная ночь. Ты будешь меня дефло…