самых различных угроз. Хорошую работу трудно найти и очень легко потерять – из-за предвзятости начальника, зависти и недоброжелательства коллег, просто из-за сокращения штата. Так же легко оказаться обманутым – при заключении сделки, продаже квартиры, покупке туристической путевки. Переходя дорогу или садясь за руль, ты не знаешь, не несется ли тебе навстречу либо наперерез очередной ускользнувший из рук сотрудников ГИБДД смертник с зашкаливающим содержанием алкоголя в крови. И когда эти же самые сотрудники ГИБДД останавливают тебя, ты тоже не можешь быть уверен в том, что сейчас тебе не расскажут о тебе же самом того, что далеко от истины, но близко к лишению прав. А если ты ездишь не на личном автотранспорте, а на метро, то вагон легко может стать для тебя местом схватки – дай Бог, чтобы не последней, как для некоторых.
Жизнь не случайно полна этих угроз. Она неблагополучна и оттого так агрессивна. И приходится жить в состоянии готовности к этой агрессии, приходится защищаться. Этот «синдром защиты» здорово меняет нас и наше отношение к реальности. То, чего бы мы не позволили себе ни в каком другом случае, становится возможным, если мы защищаемся. Готовые дать кому бы то ни было отпор, мы живем в непрестанном напряжении. И беда тут не в том, что мы от этого устаем, мы – меняемся. Становимся либо слабее и малодушней, либо, наоборот, жестче и холодней. И жестче и холодней становится наше сердце. Оно закрывается – от угрожающей жизни, от угрожающих людей и от не угрожающего Бога.
Я думаю об этом, глядя на икону с изображением Богомладенца, потому что меня вдруг поражает то, насколько Он беззащитен. Не по природе, не по существу Своему, а по произволению.
Мы боимся зачастую того, что может быть и чего на самом деле нет. А Он знает все – и в мире, и в сердце каждого человека, до последней, сокровеннейшей глубины. Он знает, за что и до какой степени возненавидит Его мир и люди, этому миру всецело преданные. Он знает, как Его будут гнать, преследовать, знает, что Его предадут смерти – мучительной и страшной. И все равно решается прийти в этот мир, стать Младенцем – слабым, немощным, таким уязвимым, хрупким, таким беззащитным. Беззащитным бесконечно. Потому что в конце концов не останется никакой защиты, никакого покрова и дванадесять легионов ангелов не придут Ему на помощь (см.: Мф 26, 53), и Он скажет в последние мгновения Своей земной жизни: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мф 27, 46).
Зачем эта беззащитность – такая всецелая и оттого пугающая, которой совсем не хочется подражать, от которой скорее есть желание зажмуриться и не видеть ее? Какова ее цель? Ведь она должна быть…
И она есть.
Если бы Господь защищался, то эта защита встала бы между Ним и Его творением – какова бы она ни была: те самые ангельские легионы или огонь с небес, которого требовали Его ученики (см.: Лк 9, 54), или просто – Его всемогущество, Его непреодолимая сила. А Он не хотел полагать препятствий Своей любви – никаких. Поэтому и зашел в ней так далеко, как зайти мог лишь Бог.
Я снова смотрю на икону Рождества и понимаю: как бы