власть и свободная воля Монарха являются драгоценнейшим достоянием русской государственности, так как единственно эта воля, создав существующие установления и охраняя их, призвана в минуты потрясений и опасности для государства к спасению России и обращению ее на путь порядка и исторической правды». И далее: «Русское государство росло и развивалось из своих собственных русских корней, и вместе с ними, конечно, видоизменялась и развивалась и верховная царская власть. Нельзя к нашим русским корням, к нашему русскому стволу прикреплять какой-то чужестранный цветок. Пусть расцветет наш родной русский цвет, пусть он расцветет и развернется под влиянием взаимодействия верховной власти и дарованного ею нового представительного строя».
Позднее мы поговорим о том, возможно ли было приспособить самодержавие к реалиям XX века, как мечталось Столыпину, но он, по крайней мере, попытался.
Стратегия Петра Аркадьевича основывалась на том, что реформы не могут проводиться под давлением снизу – это лишь распаляет аппетиты радикалов. «Успокоение, а потом реформы» – такова была столыпинская формула. Отчасти она сработала, а если не осуществилась в полном объеме, то не по вине премьер-министра.
Его, разумеется, люто ненавидели революционеры и после пяти лет охоты в конце концов убили, но еще большую опасность для Столыпина и его начинаний представляло самодержавие, которое он так талантливо спасал. Сыграл свою роль и субъективный, психологический фактор. Николай II с его антипатией к сильным личностям стал тяготиться главой правительства, который чересчур на него давил и даже позволял себе выдвигать ультиматумы. Влияние Столыпина шло на убыль. Если б он и не погиб от пули террориста, то все равно вскоре был бы снят. Самодержавие отказывалось эволюционировать.
После Столыпина сильные личности российское правительство уже не возглавляли. Император предпочитал людей «психологически комфортных», то есть покладистых, – и чем дальше, тем в большей степени: «технократа» Коковцова сменил тихий старенький Горемыкин, потом «осторожный и деликатный» Штюрмер, а в самый канун революции, когда напряжение в стране дошло до предела, во главе кабинета оказался «милейший человек» Николай Голицын, совершенно не способный справиться с кризисной ситуацией.
Отдельную и весьма могущественную «группу влияния» на протяжении всего царствования представляли собой члены императорской семьи.
На раннем этапе это были дяди царя, державшиеся с неуверенным в себе молодым человеком довольно бесцеремонно. Командующий гвардией Владимир Александрович, натура властная и решительная, бывало затмевал и своего старшего брата-императора. Многие считали, что из великого князя Владимира получился бы более удачный государь, чем из тугодумного Александра.
Генерал-адмирал Алексей Александрович был экспансивен и громогласен.
Московский генерал-губернатор Сергей Александрович, к тому же еще женатый