Витте: «В час ночи отправился на глухарей через дер. Замостье. Ночь была очень теплая. Убил трех глухарей. Вернулся домой в 6 час. Спал до 10 ч. Имел три доклада. Фредерикс завтракал. Долго говорили втроем о церемониале открытия Думы. Была гроза с градом. Гулял, когда погода поправилась. Много занимался. Принял отставку Витте. Обедали Мари и Дмитрий. Отвезли их во дворец».
Мало кому из исторических деятелей современники и потомки давали столь полярные оценки. Революционеры, а затем советские историки Николая демонизировали, даже дали ему прозвище «Кровавый» (незаслуженно). Другой крайностью было возведение истребителя ворон в святые Русской православной церкви. Одни авторы доказывали, что царь был человеком слабым и бесхарактерным, другие – что он обладал очень сильной волей.
Истина же, кажется, заключается в том, что Николай Александрович как личность был, подобно воде, лишен цвета, вкуса и запаха. Он принимал форму сосуда, в который его «наливал» исторический момент. (О твердых людях, под воздействием которых царь менялся, пойдет речь в следующей главе.)
И все же в поведении этого бесцветного правителя явственно проступают несколько постоянных, укорененных черт. Каждая сыграла свою роль в истории.
Николай был не просто фаталистом. В нем несомненно жила глубокая религиозность. В самые важные моменты царь принимал решения, руководствуясь неким мистическим ощущением «прямого канала» между помазанником и Богом. Барон Р. Розен, дипломат и гофмейстер, в своих мемуарах пишет, как поражало его невероятное хладнокровие государя во время потрясений 1905 года. Однажды Николай сказал барону: «…Я столь мало встревожен, ибо твердо и непоколебимо верю в то, что судьба России, моя собственная судьба и судьба моей семьи в руках Всемогущего Господа, который сделал меня тем, что я есть».
Другой мемуарист, генерал А. Мосолов, начальник царской канцелярии (по мнению П. Милюкова, человек умный и наблюдательный), свидетельствует: «Он [царь] воспринял от отца, которого почитал и которому старался подражать даже в житейских мелочах, незыблемую веру в судьбоносность своей власти. Его призвание исходило от Бога. Он ответствовал за свои действия только пред совестью и Всевышним… Царь отвечал пред совестью и руководился интуициею, инстинктом, тем непонятным, которое ныне зовут подсознанием… Он склонялся лишь пред стихийным, иррациональным, а иногда и противным разуму, пред невесомым, пред своим всё возрастающим мистицизмом».
Николай остро ощущал ответственность за свои решения и поступки – но не перед народом, а перед Господом. Сергей Ольденбург, автор чрезвычайно почтительной биографии царя, утверждает то же самое: «Вера в Бога и в свой долг царского служения были основой всех взглядов императора Николая II. Он считал, что ответственность за судьбы России лежит на нем, что он отвечает за них перед престолом Всевышнего. Другие могут советовать, другие могут ему мешать, но ответ за Россию перед Богом лежит на нем. Из этого вытекало и отношение