с жаром уткнувшись в свои корректуры.
Вскоре однако же до слуха его достигли из сеней звуки тихо напеваемой мелодии и неспешные шаги человека, спускавшегося по лестнице из верхнего этажа. То и другое было нашему редактору приятно и знакомо: это шел из своей квартиры только что вставший с постели мистер Джек Гэмлин, ремеслом картежник, а от природы музыкант: отправляясь в ресторан завтракать, он каждое утро заходил в деловой кабинет своего приятеля и просматривал биржевую хронику.
Дверь отворилась без скрипа. Распространился нежный запах душистого мыла, на редактора пахнуло чем-то свежим и чистеньким, мягкая, почти женственная рука на секунду опустилась на его плечо, легкая и стройная тень промелькнула мимо и через минуту Джек Гэмлин, скомкав в руке газету, брезгливо обтирал ею пыльное сиденье.
– Пора-бы тебе хорошенько турнуть своего конторщика, чтобы он держал комнату почище, – сказал он, переставая петь и с отвращением глядя на красную пыль, которою мистер Боуэрс обильно усыпал свой путь.
Редактор не оглядывался, покуда не сладил с каким-то затруднительным параграфом. Мистер Гэмлин тем временем уселся поудобнее на камышовый диванчик, заменил нежный романс еще более нежным и трогательным свистом и развернул газету. Безукоризненно опрятный, изящный с головы до ног, этот человек имел дар, восстав от сна в два часа пополудни, казаться таким физически чистым и нравственно возвышенным, как будто он встал с зарей и умылся росой, по народному поверью.
– Жаль, что полчаса назад тебя здесь не было, Джек, – сказал редактор.
– А что, свалка была? – отозвался Джек с некоторым интересом.
– Нет! – сказал редактор рассмеявшись и рассказал про только что ушедшего посетителя, несколько преувеличивая юмористическую сторону происшествия, по своему обыкновению. Но Джек даже не улыбнулся.
– Его следовало сразу вытолкать в шею, – сказал он. – Какое он имеет право являться сюда выведывать дамские секреты, раз что он сам предполагает, что это дама? Положим, вероятнее всего это старая ведьма с красным носом и взбитыми волосами, которая помощью своих стишков надеется подцепить какого нибудь молокососа, – заключил Джек, с одинаковым цинизмом относившийся и к женщинам, и к литературе.
– Я ему так и сказал, – заметил редактор.
– Вот именно этого-то и не следовало ему говорить! – возразил Джек. – Ты должен был стоять за эту женщину, как за мать родную. Господи! Как это вы не умеете порядочно издавать журнал. Вот кабы я засел в твое кресло, я бы тебе показал, как нужно обходиться с публикой.
– А ты как-бы поступил, Джек? – спросил редактор, с радостным удивлением видя, что его «герой непобедимый» поддался общечеловеческой слабости и тоже не прочь подавать советы на счет издательского дела.
– Как бы я поступил? – начал Джек с расстановкой: – во первых, дитя мое, я бы не держал револьвера в закрытом ящике, в который за ним еще лазить нужно.
– Ну, а что-бы ты сказал?
– Да