князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши бесцеремонно расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (до́лжно было признаться) почти ревновал к своей жене, был просто шутом этой веселой компании.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике; надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…
Князь Андрей, несмотря на то, что наши с радостными лицами слушали Ипполита, с отвращением отошел; но Ипполит схватил его за руку.
– Подождите, я не кончил… – продолжал он, желая, очевидно, внушить новому лицу уважение к своим политическим соображениям. – Я думаю, что вмешательство будет прочнее, чем невмешательство. И… – он помолчал, – невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Вот чем все это кончится.
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Демосфен! Я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах, – сказал Билибин, у которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
И все засмеялись дружным и оживленным хохотом, особенно возбуждаемым от хохота самого Ипполита, который, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, причем растягивалось его всегда неподвижное лицо.
– Ну, вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость, в доме и здесь. И я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Если бы мы были в Вене, это было бы легко; но здесь, в этой скверной моравской дыре, это трудно, и я прошу у всех вас помощи. Надо показать ему Брюнн. Вы возьмите на себя театр, я общество; вы, Ипполит, разумеется, женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал одни из наших, целуя кончики пальцев. – Поедемте со мной.
– А оттуда едем к баронессе Зайфер. Я для вас выезжаю нынче первый раз, а ночь ваша, коли вы желаете ею воспользоваться. Кто-нибудь из господ может вас руководить.
– Вообще этого кровожадного солдата Болконского, – сказал кто-то, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– И чтоб он полюбил наш Брюнн и нашу Вену милую!
– Однако мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский, который, несмотря на суету разговора, ни на минуту не забывал предстоящего представления императору.
– Куда вы?
– К императору.
– О! О! О!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь, приезжайте же обедать раньше, – послышались голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь