система под началом этой мадам фактически стала кузницей кадров для криминального мира, потому как отправляла она людей на зону пачками, в том числе неповинных или за малые проступки, и уже в заключении многие из них становились настоящими преступниками.
С другой стороны, здесь была косвенная выгода людям в судейских мантиях, особенно верхним, обеспечение их бесперебойной гарантированной работой и, как следствие, нескончаемыми денежными потоками, очень даже не маленькими. В нормальном, цивилизованном обществе значительное число их вообще остались бы невостребованными и они трудились бы в других сферах, принося реальную пользу обществу – материальную и духовную или, по крайней мере, не вредили бы ему.
Однажды мне довелось разговаривать на эту тему с Татариновым, и он рассказал немало случаев осуждения людей за какой-нибудь пустяк, когда можно было решить вопрос штрафом или предупреждением. За кражу, например, пары бутылок водки из магазина или доски со стройки или за хищение яблок из чьего-нибудь сада. Причём сроки давались немалые – по два, по три года и больше.
Самое печальное, что нередко жертвами судебного произвола становились люди совсем молодые, ещё не сформировавшиеся психологически. Что в итоге происходило с ними при тесном общении с уголовниками, хорошо видно на примере моего рассказчика, ставшего матёрым преступником-рецидивистом.
С Петром мы располагались на соседних нарах, голова к голове, и много чего поведали о себе. Несколько раз я тихонько напевал ему кое-что из своего ещё подросткового репертуара.
А он слушал и всё удивлялся, почему, дескать, я не добился певческой карьеры.
– Эх, Карузо, что же ты так не по-людски распорядился своей судьбою! – прямо сказал он мне однажды с укором, словно не зная о моей судебной истории. – С твоим голосом не в лагере бы сидеть, а выступать на столичных сценах да гастролировать по всему миру. И жизнь твоя была бы в довольстве и изобилии, а вот взамен благополучия – тюремные нары! Ты хоть здесь спел бы разок в полный голос, чтобы все увидели и поняли, какой среди них талантливейший человек находится.
– Погоди, может, и спою ещё, – ответил я, приятельски трогая его рукой и усмехаясь одной стороной лица.
Глава седьмая
Карузо
И спел, как только представился случай.
Это было спустя несколько месяцев после появления Вешина, летом, в начале августа, когда по приглашению лагерного начальства к нам на зону приехали артисты краевого центра – музыканты и певичка Елизавета Амвросиева с довольно-таки неплохим меццо-сопрано. Не для повышения культурного уровня заключённых пригласили, как мне думается, а с целью лишний раз показать, чего мы лишились, оказавшись в неволе, и этим дополнительно пригнобить наше моральное состояние.
Выступали они в лагерном дворе на тесовой сцене, сколоченной на скорую руку. Аккордеонист, гитарист и сама вокалистка. Напротив же них – мы, восемьсот зэков, рассевшихся прямо на земле.
Было разрешено