с невозможной для человека скоростью, пока он не сделал круг над крытой каменной беседкой. Мы находились на старинном кладбище, где давно уже никого не хоронили, и теперь оно привлекало к себе туристов, любителей готики и мрачной эстетики. Большой черный ворон громко каркнул и залетел в беседку, в центре которой находилась небольшая каменная трибуна, похожая на алтарь. В середине алтаря лежали увядающие розы. Ворон взял одну розу в клюв и уронил в мои ладони.
– Не правда ли, они прелестны? – спросил он у меня, щелкая клювом.
– Да, – ответила ему я, – но они увядают, жизнь почти покинула их.
– Ты права, – сказал мне ворон, – но их еще можно спасти, если знать как. Всего лишь немного крови, и розы зацветут как прежде.
Последняя мысль показалась мне, мягко говоря, странной, и вот, в подтверждение своих слов, ворон взял в клюв маленькую серебряную лейку и наклонил ее над увядающим розовым кустом. Из лейки полилась тонкой струйкой густая красная жидкость, и розы, как по приказу, ожили и начали поднимать опущенные кроваво-красные бутоны.
– Видишь, – промолвил он, – даже если жизнь почти угасла, всегда есть надежда, что она может вспыхнуть с новой силой.
Молча я посмотрела на свои ладони и увидела, как роза в моих руках рассыпалась на миллионы капель ярко-алой крови.
Глава 2
Вспоминая былое
На рыночной площади в этот час было особенно многолюдно. Со всех сторон доносились крики торговцев, зазывающих покупателей, снующих среди рядов с товарами. Мы с друзьями слонялись без дела, глазея по сторонам. Ощущение долгожданной свободы окрыляло.
– Мариус, Мариус, ты только посмотри, дружище, вон туда, – воскликнул мой друг Бернардо, толкнув меня за плечо. – Какая красавица. Настоящая лебедь!
Мой взгляд устремился в сторону той самой девушки, которая так поразила друга.
– Моя Мария все равно красивей, – ответил я, флегматично пожав плечами.
– Oh, mio Dio, di nuovo![2] Эта Мария с языка у тебя не сходит. Только о ней и говоришь. Хоть бы портрет ее показал, – заявил Бернардо, с укором глядя на меня.
– А тебе все бы только лицезреть красавиц, – поддел я друга.
– А какой мужчина не любит этого? – задал он вопрос, на что я лишь посмеялся.
В душе моей царили умиротворение и предвкушение встречи с родителями и любимой девушкой. Еще один учебный год в Салернской врачебной школе подошел к концу, впереди маячили несколько недель отдыха в родительском доме в Пезаро, а потом начинался самый важный этап – год практического обучения, которого все мы с нетерпением ожидали. Часы на башне пробили полдень, а это значило, что мне пора в путь.
– Ну что, синьоры, проводим нашего Великана в дорогу? – провозгласил Витторио, обратившись к остальной нашей компании. – А то вдруг он, такой маленький и незаметный, потеряется на этой площади среди толпы, – и друг захохотал, глядя на меня.
Ответом