со скептической миной на физиономии. В узловых моментах повествования он усиливал эффект психологического прессинга, кривясь в ехидной безмолвной усмешке.
– Всё? – с сардонической ухмылкой осведомился прокурор, едва свидетель затих.
– В-всё, – неуверенно поддакнул тот.
– Ну, ежели всё, – лениво зевнул Иван Иванович, подавая жестом сигнал Гордею, заносившему объяснения на бумагу, – то ознакомьтесь с текстом и, если мы не исказили ваше, с позволения сказать, свидетельство, распишитесь.
И без того взволнованный Константин, от последней тирады с подковыркой напрягся подобно штангисту перед непосильным весом и прочитал рукописный текст под участившееся пошмыгивание и покашливание.
– Записано верно? – с нахрапом поинтересовался шеф, увидев, что Таранов отодвинул протокол от себя.
– В-верно, – предательски дрогнувшим голосом произнёс парень.
– Ну, коли верно, – радушно и гостеприимно развёл руки в стороны большой начальник подобно тому, как крокодил разводит нижнюю и верхнюю челюсти, разверзая пасть, – то напишите: «С моих слов записано правильно. Прочитано мной лично. Замечаний и дополнений нет». И распишитесь вот здесь…, здесь…и здесь.
Таранов исправно выполнил предписанное. Иван Иванович забрал у него документ и резюмировал:
– Ну, так вот, многоуважаемый, пока! Константин Борисович, про то, что вы нам наплели, начхать и забыть, как говаривал легендарный комдив Василий Иванович Чапаев! Поняли?
– Ка-как нач-начхать? – ошеломлённо пролепетал Таранов. И его и без того далеко не розовые щёки курильщика приобрели цвет зерна восковой спелости.
– Да так, начхать! – с нажимом пригвоздил шеф его к стулу. – На лгунов чихают с пожарной каланчи. И разговор у нас с ними короткий!
Прокурор как-то посвятил Гордея в небезынтересную психофизиологическую тонкость человеческого организма. «Имейте в виду, Гордей Михайлович, – наставлял он подчинённого, – что большинство людей от стыда краснеют. У них подскакивает давление, учащается сердцебиение, ускоряется кровообращение и так далее. Подобная конституционная особенность нам досталась от предков. В ту эру люди были почти зверьми и на опасность реагировали моментальной агрессией либо, напротив, реактивным бегством. Наряду с большинством имеется и некое меньшинство, у коих от срама жизненный тонус, наоборот, стремится к нисходящей: падает давление, замедляется пульс…И в древности на радикальную угрозу они реагировали тем, что притворялись мёртвыми, маскировались неподвижностью…Лежачих, как известно, не бьют. В современную эпоху их потомки в минуту позора бледнеют и бледнеют. В свете сказанного совершенно напрасно отдельные не слишком компетентные учителя ругают учеников: «Его воспитываешь, а ему хоть бы хны. Хоть бы покраснел, бессовестный!” Глупее несуразицу не придумаешь: безымянный бедолага и так от стыда едва не в обмороке, у него от слабости и бессилия сфинктер прямой кишки распустился,