уставился на наводчика. Остроносый, с маленькими глазками, он в своем несуразно большом обмундировании да еще при здоровенном ППШ смотрелся бы донельзя смешно, когда бы все вокруг не было так грустно.
– Я хожу, – сказал Громыхало.
Малешкин и Домешек переглянулись.
– Давно? – спросил наводчик.
– Покажи! – потребовал Саня.
Громыхало выбрался из шинели, подхватил автомат, легко боком сполз с машины и отошел на несколько шагов в сторону.
Малешкин аж поперхнулся, ему вдруг захотелось крикнуть: «Назад!» – и он едва удержал себя.
Домешек глядел на солдата во все глаза и молчал.
Саня нагнулся в машину и крикнул:
– Ребята! Сюда! Громыхало ходить может!
– Ну и пускай идет… Куда подальше, – донеслось из носового отсека. – Надоели вы мне хуже горькой редьки с вашими выкрутасами… Верно Мишка говорит: допрыгались мы! Вот как вломят нам за вчерашнее…
– Совсем ты упал духом, Щербак, – сказал Саня. – Смотри, все самое интересное пропустишь.
Наверх высунулся Бянкин. Поглядел на Громыхало и спросил:
– И чего нам с этого толку?
– Не знаю пока, – напряженно сказал Саня. – Мишка, можешь слезть?
– Не могу, – сказал Домешек, не отрывая глаз от солдата. – Боюсь.
– Вот и мне как-то… Боязно.
Громыхало отошел еще на несколько шагов, попробовал ковырнуть сапогом почву – не получилось. Было очень странно видеть, как он ходит по траве, не приминая ни травинки.
– Будто улица под ногами, – сказал Громыхало. – Ровно, а не скользко.
– Как асфальт? – спросил Домешек.
– Не знаю. Я асфальт не видел.
– А ну дайте я, – сказал Бянкин и решительно полез с машины.
Саня весь сжался внутри от непонятного страха. Рядом тяжело задышал Домешек.
Бянкин уже встал одной ногой на гусеницу – и вдруг распластался по борту. Лицо его исказилось. Саня еще ни разу не видел своего заряжающего таким ошарашенным. Как любой опытный вояка, Бянкин всегда был осторожен, но назвать его боязливым не повернулся бы язык. А тут заряжающий явно перетрусил, да еще и напугался собственного испуга.
Домешек схватил Бянкина за руку и втащил его обратно на машину. Заряжающий повалился на спину и так остался лежать, глядя выпученными глазами в плоское небо.
– Что, Осип, придавило? – участливо спросил Домешек.
Бянкин неловко ткнул себя пальцем в грудь, показывая, где «придавило», еще немного полежал и, недовольно ворча, забрался в люк. Похоже, ему было стыдно за свою слабость.
Громыхало прошел чуть вперед, к кустикам, за которыми пряталась самоходка, и осторожно потрогал ближайшую ветку. Потом схватил и дернул. Куст даже не шелохнулся.
– Как железный! – крикнул солдат. – Но не железный.
– Сюда иди! – позвал Саня.
Громыхало послушно вернулся к машине.
– Значит, так, – сказал Саня строго. – Пойдешь в разведку. Да не пугайся ты. Не вперед, назад пойдешь. Видишь