ее молоко. Пьешь и отрыгиваешь. Мамина волна проходит сквозь тебя. Ты подставляешься ей, ты готов выдержать ее напор. Постепенно ты научишься впитывать ее. Но ты еще не догадываешься о следующей волне, идущей на тебя. Это волна слов. Мы накроем и оглушим тебя словами. Мы с мамой большие болтуны. Я еще больший, чем она. Мы тебя уболтаем. Словесными присыпками, мазями и молоком с высоким содержанием словесного жира.
Твоя мама все документирует. Она документирует тебя. Как проходили роды. В день по фотографии. Потом съемки на камеру. График веса. Список подарков. Она записывает все, что случилось с тобой впервые: как ты в первый раз заплакал ночью, взял мамину грудь, покакал. В общем, всю твою летопись ведет она. Может, еще и поэтому я взялся за перо. Чтобы не отставать.
Всего несколько дней назад, когда ты только родился, я думал, что достаточно просто тебя любить. Быть рядом с тобой. Тискать тебя. Менять тебе подгузники, мыть тебя. Баюкать. Вставать по ночам. Напевать колыбельную с неизменными ю. “Баю-баюшки-баю” – самая простая из них. (По вечерам я беру тебя на руки, хожу туда-сюда по коридору и мурлычу тебе на ушко “баю-бай”.) Оказывается, все не так просто. Оказывается, надо тщательно фиксировать всю ту заботу, которой мы тебя окружаем. Делать заметки, указывать даты, составлять графики, фотографировать. Извини, но это не в моем характере. Я готовлюсь к бою. Знаю, это будет неравный бой, ведь я выйду на него после четырнадцатилетней подготовки. Но и ты не останешься в долгу. При всей твоей неискушенности, ты взорвешься внезапно, стихийно, неистово и агрессивно, подобно растениям, выпускающим по весне шипы.
(Я продолжаю, хотя какая-то пружина все время сдерживает и тянет меня назад. Меня одолевают сомнения. Нужно ли засорять словами твои первые месяцы жизни, когда ты еще не умеешь говорить? Впереди у тебя достаточно времени, чтобы слушать, говорить, читать. Нужно ли заполнять письмом единственные дни твоей жизни, когда ты защищен от разного рода смыслов? Ты проживаешь время, о котором у тебя не сохранится никаких воспоминаний. Кроме тех, внешних, воспоминаний, которые сохраняет для тебя Сильвана. Зачем подбрасывать тебе новые? Не следует ли поступать наоборот и брать их от тебя, от твоего умения быть внутри света, внутри пространства, без всякого фильтра из слов?)
Ты очень похож на вещь. О тебе говорят, а ты не можешь возразить. Ты весь обсказан, обговорен. Ты – загадочное существо. Такое маленькое и взрывное (от сна ты переходишь к плачу, от чистоты к испражнениям, и каждый раз это происходит неожиданно, бурно). Тебе адресованы все слова, ты их конечный пункт. Добравшись до него, слова могут отдохнуть и наполнить тебя смыслом. В последние дни, как нетрудно догадаться, все только о тебе и говорят: мы с Сильваной, наши друзья и родственники, которые заходят на тебя посмотреть. Ты молчишь, ты не можешь ответить. Или взрываешься.
Когда я остаюсь дома один, я пробую стать таким, как ты, освободившись от всего, от чего только можно. Никаких слов. Я впадаю в прострацию, как ты. Я отдыхаю. Я подчиняюсь своему весу. Попеременно шевелю