на рейс было продано на один билет больше, чем было мест. С нами летела наша сборная по футболу, которая накануне проиграла австрийцам. Предстояло решить, кого оставлять в Вене на неделю до следующего рейса: футболиста или учёного. Решали долго. Сначала в аэропорту, потом у самолёта. Мы сидели внутри. Лев Андреевич сказал:
– Пошли на воздух, мне душно.
Мы вышли. У колеса стояли Представитель (от Аэрофлота), начальник Главка, куратор (очевидно, от КГБ) и Гавриил Качалин, начальник проигравшей команды. Поодаль кучковались хмурые футболисты с баулами. Спор был в самом разгаре.
– А вот и Лев Андреевич, – обрадовался начальник Главка. – Подходите к нам!
И Качалин с ходу обратился к новому лицу:
– Вот вы, товарищ академик, знаете всех своих. Вы за них ручаетесь?
И Лев Андреевич, не почувствовав ловушки, гордо ответил:
– Ручаюсь, как за самого себя!
– А я, – осклабился Качалин, – не могу поручиться ни за одного! Все они пьяницы и фарцовщики. Оставишь без присмотра, он или напьётся, или сбежит. Вот и выбирайте сами!
– По-моему, всё ясно, – сказал представитель Аэрофлота. – Кого будете оставлять, товарищ академик?
Лев Андреевич был в ярости. Его сделали как мальчишку. Но от суровой советской действительности деваться было некуда. И он сказал:
– Тогда останется Михаил Соломонович Иоффе.
В глубине души я надеялся, что он назовёт меня.
Но он назвал человека, которому всецело доверял. В самолёте это известие вызвало бурю протеста: все считали, что справедливо было бы оставить футболиста, тем более проигравшего. Один Михаил Соломонович (М. С.) спокойно взял свои вещи и вышел на лётное поле. Грусти на его лице мы не заметили.»
А теперь вторая, главная, история, которая хорошо отражает тогдашнюю атмосферу в СССР и ради которой я решил, что будет уместно поместить эту главу в мою книгу. Тот Зальцбургский конгресс 1961 года стал поворотным пунктом в общении между учёными-физиками СССР и их зарубежными коллегами. Поскольку никто из них не нарушил «кодекс строителя коммунизма» в первой из своих поездок в зарубежную страну капиталистического мира, все они вдруг стали «выездными». И М. С. был одним из них. Теперь не проходило и года, чтобы он не летал в одну из стран Западной Европы либо для участия в физическом конгрессе, либо для чтения лекций в одном из тамошних университетов. Этот процесс значительно расширил его научные контакты и, как следствие, знакомство зарубежных коллег с его собственными достижениями в области увеличения времени жизни высокотемпературной плазмы в магнитном поле.
Дальнейшее повествование я веду со слов самого М. С.: 6-го февраля 1969 года он начинает получать многочисленные телефонные звонки и телеграммы от советских коллег, которые работают в восточной части страны (Владивосток, Томск, Новосибирск), поздравляя его с присуждением американской премии «Атом на службе мира». Премия эта в области физики