этого молодого человека за постоянную готовность отправиться в путь. Как только стало известно, что нужно лететь, секретарша тут же ему позвонила. И, несмотря на то, что накануне ночью Хорсту пришлось описывать электронику и не спать до пяти утра, он примчался к самолету раньше своего начальника.
Хорст Гопп. Двадцативосьмилетний высокий голубоглазый брюнет. Он относится к поколению молодых людей, искренне жалеющих, что не родились 15-20-ю годами ранее и не попали на поля Мировой войны. К поколению, которое полагает, будь оно на месте своих отцов, война была бы выиграна. Полагает без преувеличения, положа руку на сердце. Но пушки той войны уже отстреляли. Началась новая война, в разы более смертоносная и невообразимо ужасная. Жажда боя скоро будет утолена пейзажами разрушенных городов, вскрытыми брюшными полостями, неумолкающими криками в госпиталях и падающими в круглосуточном режиме авиационными бомбами. В мире будет очень мало тех, кого не затронет война.
Юнкерс неспешно набирает высоту. За прямоугольным окошком самолета появляются облака. Перелет от Мюнхена до Берлина займет 2 часа 48 минут. Лабберт прижимает портфель, в котором нет ничего, кроме личных документов, прихваченной из будущего шариковой ручки и самого главного: «Объекта Х».
«А что если каким-то образом устройство сработает прямо сейчас? – опасается Лабберт. – Придется сажать эту консервную банку среди звездолетов будущего?»
Полет завершается на юго-востоке Берлина в аэропорту Темпельхоф.
Полоса занята, и пилоту приходится идти на дополнительный круг в зоне ожидания. Самолет накреняется, открывая тем самым хороший обзор. Лабберт смотрит вниз. Когда-то это был даже не аэродром. Здесь было поле, на котором в 1914-м ему и его товарищам приходилось отрабатывать строевой шаг. Под офицерский рев, отбивая ноги, он встречал восемнадцатилетние. Потом пересылка на фронт. Боевое крещение. Потеря товарищей. Ему до сих пор не понятно, как за четыре года сражений посчастливилось остаться без ранений. Это при том, что он не отсиживался в блиндажах и не прятался за спинами. Все, кого он знал, так или иначе получили хотя бы осколок. Всего раз пуля чуть не забрала его жизнь. В «вечерней тишине»; так они с товарищами называли артиллерийскую стрельбу, огонь которой бомбил чужие позиции где-то на горизонте и не доставлял неудобств им самим, они пытались занять себя игрой в карты. В какой-то момент Лабберту надоело играть, он поднялся и, поскольку по данным разведки нападения на сегодня не планировалось, пошел спать. Краешек солнца еще висел над полем, и каска дала блик. Вражеский снайпер сработал молниеносно. В тот момент, когда Лабберт подумал, а не пройти ли оставшееся расстояние на полусогнутых, каска слетела с его головы и с дешевым кастрюльным звуком шмякнулась о противоположную стену окопа. Он провел ладонью по коротким волосам, почувствовал кровь и потерял сознание. Ей-богу, падая на холодную землю, он даже не успел испугаться. Только спустя некоторое время, когда он вертел в руках испорченное средство индивидуальной защиты