конечно.
– Врешь, конечно. Не напомнишь, как звали того хорошего человека, книги которого ты мне уже который раз советуешь прочесть? А, вот! Пнула память – и механизм с трудом, но сдвинулся на пару миллиметров. Только так и не вспомнила, как эти круглые с зубчиками называются. Которые один в другой. Служат для передачи движения. И если кто-нибудь когда-нибудь будет тебе говорить обо мне как об инженере, можешь смело показать этому наивному человеку это сообщение. В общем, вспомнила я его имя. Джед МакКенна.
– Круглые с зубчиками?
– Шестеренка! Ура!.. Видел бы ты при этом количестве восторга мое лицо по ту сторону экрана. Легкий намек на улыбку на каком-то отупевшем от неполноценного сна лице.
– Я сам не лучше.
– Вах!
– Шах. И мат. Вчера представил себе игру в шахматы. Но в которой не две вражеские армии. А два союзника. Подумалось, что это была бы самая скучная игра в мире.
– А может, на одном уровне враги, а на другом помогающие в чем-то друг другу союзники?
– Хм. Не знаю. Вначале все гармонично. Зеркально. 16 фигур против 16-ти. Как в фильмах. Две армии друг против друга. Красиво. Мощно. Но если затянуть, придется зашивать рты, чтобы не зевать. Потом начинается, так сказать, движуха. Пешка. Одна. Вторая. Конь выскочил. Слон наступил кому-то на хвост. И начинается драма.
– Действо!
– Вот тут-то все и становится интересно.
– Вот только для чего любишь то и дело задаваться вопросом ты?
– Для игры, наверное.
– Где нет ни победителей, ни побежденных?
– Есть, конечно.
– В моих играх страха и любви я пытаюсь чему-то научиться, например.
– И смерть. Все есть. Но все есть игра.
– Но это только на одном уровне? На уровне шахматной доски?
– А кроме шахматной доски больше ничего и нет. Хотя есть. Большая универсальная абсолютная зевота.
– А где забава, задор, восторг?
– Все там. Пешка стоит напротив слона. На соседней клетке. Наезжает. Знает ведь, что слон бьет по диагонали только. Другие издеваются над слоном. Называют его чмом. А одна пешка дошла до конца пути. Просветлилась до ферзя.
– А кто придумал, что слону можно только так двигаться?
– Слон наверное. Кто же еще.
– Может, он способен двигаться куда угодно. И это только иллюзия?
– Может конечно. Но его нет просто.
– Слона?
– Да.
– А кто есть?
– Не знаю. Может никого и нет вовсе.
– А может, это кто-то один сам с собой играет? Воду мутит. Движуху устраивает на ровном месте.
– Может. Ты играла в шахматы сама с собой? Я играл много раз. Скучно.
– Я в них вообще не играла.
– Хочется постоянно терять память. Вернее, раздвоить. Кому-то удалось «разтридцатидвоить». Чтобы слону стать слоном, нужны шахматы. И война. А так он деревянная фигурка. Движуха нужна, брат.
– Вот и играемся. Только мне скучно просто играть. Мне интересно наблюдать за тем, что меня ограничивает. Где мне видится пропасть. А где стены. Я слон-исследователь.
– Ты пока не играешь. Тобой играют. С праздником тебя.
– Играют,