ая дрянь, что его даже круто хвалить, однако сам не хвалил. Ну уж хренушки. Это выше моды. Хип-хоп, джангл-кантри, биг-бит, свинг – все это Джимми любил и ненавидел. Но ему уже стукнуло тридцать шесть, у него трое короедов, и жене, которая на шестом месяце, медведь на ухо наступил.
Джимми стоял у дверей в ванную и слушал, как она голосит под душем:
– ПРОЩЕНО, А НЕ ЗАБЫТО. ПРОЩЕНО, А НЕ ЗАБЫТО. ПРОЩЕНО, А НЕ…[5]
Он не выдержал:
– Ты это поешь, потому что в голову пришло или потому что нравится?
– Закрой за собой дверь, Слим, – ответила Ифа. – ПРОЩЕНО А НЕ ЗАБЫТО. ПРОЩЕНО…
В доме семьсот тридцать пластинок, и Джимми известно, где они все обитают. Большинство покупал он сам. Двенадцать подарили, а одна уже была в доме, когда они въехали. «Братья по оружию» «Дайр Стрэйтс»[6] – валялась прямо на полу, где Джимми бы ее, блядь, и оставил. А Ифа подобрала.
– Ой, мне она так нравится.
Так и поселилась. Джимми знал, где – вроде как заныкана между блюзом и кислотным джазом. Его подмывало тайком вынести ее из дома и потерять, но он любил Ифу, и жена при нем ни разу эту пластинку не искала. Женаты они были девять лет, и за все время Ифа принесла в дом ровно шесть пластинок – это не считая «Баллад про убийство» Ника Кейва[7], которые он подарил ей на годовщину.
Но считая саундтрек к «Титанику»[8].
Джимми отказался ставить его в раздел «Звуковые дорожки к фильмам».
– Почему?
– Я назначу ей собственный раздел. – Полное говно.
Она рассмеялась:
– Вот дурилка.
И они трахнулись прямо на кухонном столе под Селин Дион[9], мчавшую по просторам Атлантики.
И вот Джимми закрыл дверь ванной…
– НЕ ЗАБЫ… ТО…
… и спустился в гостиную. Встал перед теликом.
– Вам кому-нибудь нравятся «Коррз»?
– Ага!
– Еще чего.
– Кака.
Он зашел на кухню и включил радио. «Легкое ФМ».
– Да еб твою…
Джимми терзал настройку, пока не нашел «Ручные звуки». Так-то лучше. «Лэмбчоп». «Да здравствует народ»[10]. Великолепная музыка, и о ней никто не слыхал. Джимми закрыл кухонную дверь и добавил громкости. За «Лэмбчопом» поставили Сен-Жермена: «Я ХОЧУ, ЧТОБ ВЫ СОБРАЛИСЬ ВМЕСТЕ»[11]. И Джимми растянулся на кухонном столе.
Сколько месяцев он уже не бывал на концертах. Месяцев. Раньше-то ходил все время. Раньше он их устраивал. Рулил бандами – некоторые были просто великими. «Повинности»[12], например. («Ирландской группы лучше так никогда и не записали» – «д’сайд». «Гавно» – «Нортсайдские новости».) Или «Наглики». («Секс и гитары» – «В Дублине». «Гавно» – «Нортсайдские новости».) Клевое время, когда суток не хватало, а сон был тратой времени.
Теперь же у него дети и спать совсем невозможно. Он вечно просыпается в новой постели. Однажды даже провел ночь в колыбельке – Махалия, младшенькая, отказалась в ней спать[13].
– Это не моя удобная постелька. Вот моя удобная постелька, – орала она, показывая на его, блядь, удобную постельку.
Уже перевалило за полночь. Джимми слушал пластинку Маршалла Мэзерза[14]. Тут еще одна беда. Джимми по большей части нравилось такое, куда лепят наклейки о родительском контроле, поэтому приходилось дожидаться, когда уснут дети.
Джимми на цыпочках вошел в спальню.
– ПРОЩЕНО, А НЕ ЗАБЫ… ТО…
Она его ждала. Девять лет женаты, а до сих пор трахаются. Джимми подлез к ее спине и подумал, что́ она заметит раньше – брюхо или стояк. У него копятся фунты – и он не знает отчего. Никогда не ест, вроде, а пинту пропускал сто лет назад… недель, месяцев. Блядь.
– Как там настоящий Слим Шэйди? – спросила Ифа.
– Неплохо, коза, – ответил Джимми. – Зашибись.
– А чего вздыхаем? Ты как вообще?
– Я зашибись. Просто…
– Уй, – сказала она. – Пинается.
Она взяла Джимми за руку и возложила себе на живот. Он дождался следующего ребенкина пинка. И вдруг как-то сразу обессилел. Скоро припрутся дети, навалятся грудой сверху. Джимми старался не засыпать. Тыц, еб твою, тыц. Он исчез, потом снова проснулся. Тычется? Ткнулся? Не спать, не спать.
– Думаю собрать группу, – сказал Джимми.
– Ох господи, – вздохнула Ифа.
Глава 2
«Нортсайд-Люкс»
Но что за группу? Вот вопрос.
Хотя на самом деле никакой не вопрос.
– Ты пошутил, да? – сказала Ифа, когда Джимми