думаю, что Ерофеев очень хотел – так или иначе – остаться. Своими текстами и интервью у читателей и зрителей. Своей личностью в памяти друзей. Даже сына он назвал Веничкой, наверное, тоже чтобы остаться. И ему это удалось. Он остался. Он создал потрясающий образ свободного, совершенно независимого, смелого, ироничного человека.
Как его любили женщины – это было страшно смотреть. Да и мужчины тоже.
Леонид Прудовский (далее – ЛП): Скажи, а отец в каком году вернулся из лагеря?
Венедикт Ерофеев (далее – ВЕ): Вернулся в <19>54‐м[155].
ЛП: И ты тогда из детского дома вернулся или раньше?
ВЕ: В <19>53‐м, чуть-чуть пораньше.
ЛП: То есть мать приехала, да?
ВЕ: Ну да[156].
ЛП: И забрала из детского дома. А дальше как развивалась твоя жизнь?
ВЕ: Ну а дальше очень просто. Я закончил в <19>55 году десятилетку и отправился в Москву по примеру Михайлы Ломоносова. Правда, без рыбного обоза.
ЛП: Ну хорошо, Веничка. Вот ты благополучно поступил с золотой медалью в Московский университет. А как же так произошло, что ты оказался за его бортом?
ВЕ: Ну это опять очень даже просто. Я первую сессию сдал всю на отлично[157]. Я решил вообще похерить военные занятия. Это послужило поводом[158]. Уже на втором курсе в октябре меня к чертям собачьим… Уволен[159]. Я не возражал.
ЛП: Следующий этап твоего учения был Владимирский институт имени Лебедева-Полянского.
ВЕ: В <19>62 году уже в январе месяце декан факультета объявила, что прием мой в институт был ее самой большой педагогической ошибкой[160]. Поскольку там публика в институте раскололась на так называемых «попов»… хотя никаких попов <нрзб>. На «попов» и «комсомольцев», которые враждовали чуть ли не до поножовщины. Но во всяком случае до рукоприкладства дело доходило. Шли прямо стенка на стенку[161].
ЛП: Это ты расколол бедных студентов?
ВЕ: Выходит, что так. Потому что до этого раскола не было.
ЛП: А каким же образом тебе это удалось, Веничка?
ВЕ: Понятия не имею. Я, по-моему, лежал только, полеживал. Иногда попивал. И беседовал с ребятишками о том о сем. Так что меня сначала поперли из общежития, потом из института[162]. Но дело в том, что институтская молодежь продолжала ходить ко мне[163]. Я стал кочегаром[164]. У меня в кочегарке устроили цикл лекций на тему «История христианства»[165].
ЛП: То есть за одно общение с тобой можно было быть исключенным уже из института.
ВЕ: Это уже было указом… майским[166].
ЛП: Скажи, а вот грандиозные свершения – <19>62–<19>63 год. Летали космонавты, перекрывали Енисей[167] . Как они на твоей жизни