УЗАМИ; одна большая семья – НАРОД»[74]. Тем самым, Доброслав не только придерживается крайнего примордиализма, но и нарушает имманентно присущее языческой древности правило родовой экзогамии. Зато он свято соблюдает принцип «расовой чистоты», что для него является главным.
Доброслав рисует Золотой Век юного еще человечества, когда духи леса, и прежде всего Матери Природы, включая Бабу-Ягу, были благосклонны к человеку. Тогда в мире господствовала гармония, человек не убивал животных и ему нечего было опасаться враждебных ему неведомых сил. Эти благословенные времена Доброслав относит к эпохе палеолита, что идет вразрез с представлениями большинства русских неоязычников, отождествляющих ранних славян с земледельцами. Нарушение гармонии Доброслав связывает с появлением скотоводства и кровавых жертвоприношений животных. По его мнению, – и здесь он полностью расходится как с научными знаниями, так и со многими другими неоязычниками, – древние арийские племена долго от этого воздерживались, так как их солнечный бог Митра якобы не приветствовал кровавые жертвоприношения[75]. Доброслав не упоминает об огромной роли жертвоприношений скота в иранском культе Митры и не принимает во внимание развитое скотоводчество у древних индоевропейцев. Возможно, поэтому в его произведениях не найти упоминаний о столь почитаемой русскими неоязычниками «Влесовой книге», где живописуются походы «предков-скотоводов». Однако он с неодобрением отзывается о кровавых жертвоприношениях, якобы свойственных древнеиудейской религии и приносимых Иегове[76]. Как бы то ни было, в цивилизации, корни которой он находит в «жидохристианстве», Доброслав не видит ничего, кроме бескультурья и «отпадения от Природы»[77].
Объявляя себя язычником, Доброслав не отказывается и от оккультизма, – он пишет о всемирных сострадании и симпатии как о якобы оккультном сверхполе, охватывающем Вселенную, о «нравственно-космологическом единстве бытия», о биоэнергии, излучаемой в момент смерти, о телепатии, Карме, астрале, Единой Изначальной Воле и Мировом Разуме[78]. Он также свободно заимствует языческие представления из разных культур мира – Африки, Центральной Америки, Китая, Сибири. Его не смущает тот факт, что это способно подорвать идею славянской самобытности.
Мало того, Доброслав включает в свое учение и некоторые христианские идеи. О чувстве вины и потребности в искуплении уже говорилось. Кроме того, он признает посмертное воздаяние, якобы определяющее «последующее воплощение»[79], хотя и оговаривает, что славянское подвижничество и самопожертвование отличались полным бескорыстием, не предполагающим какого-либо воздаяния[80]. Тем не менее он пишет о неотвратимости Высшего Правосудия[81], и это тоже раскрывает определенные христианские истоки его мировидения.
5. Общинная жизнь
Таким образом, современное русское неоязычество,