стали напряженно оглядываться и расползаться ближе к дверям вагона. Лена поймала себя на мысли, что ей тоже тревожно. Она понимала, что все это предрассудки, платок – всего лишь религиозный атрибут, как крестик. Она ведь не шарахается от каждого православного, хотя, может, и стоило бы. Но тревога только нарастала. Когда Лена три года назад купила машину, мать обрадовалась: «Ну, слава богу, будешь реже ездить на метро, там же теракты». Хотя вероятность погибнуть возросла в десятки раз. Вскоре неприятные мысли все-таки накатили: «А если рядом и правда террористка? Что я успела за свои двадцать девять? Не поставила ни одного великого спектакля. Впрочем, и невеликого тоже. Ипотеку не закрыла. Кто придет на мои похороны? Корольков теперь точно не явится. А гроб будет открытый или закрытый?»
Тем временем девушка в хиджабе достала из сумки зеркальце, гильзу помады и накрасила губы сливовым. У Лены отлегло. Вряд ли смертница стала бы прихорашиваться перед тем, как ее тело разлетится на миллион кровавых кусков.
В офисе Лене передали, что Корольков будет ждать ее к двенадцати. Она дошла до приемной и села на малиновый диван. Секундная стрелка двигалась по циферблату резко и шумно, как будто кто-то все время передергивал затвор пистолета. Руки горели и стали влажными, но хуже всего – под мышками разрослись пятна пота.
Секретарь жестом показала, что можно войти. Лена с трудом открыла массивные двустворчатые двери и поздоровалась. Корольков ничего не ответил и даже не кивнул. Она несколько секунд простояла у входа, потом доковыляла до длинного T-образного стола и отодвинула дальнее от шефа кресло. Когда Лена садилась, блестящая кожа, перехваченная круглыми таблетками, пронзительно скрипнула. Корольков раскладывал какие-то бумаги, что-то подписывал, сверял, будто рядом никого не было. На дубовом столе уместились два серебристых макбука, золоченая лампа с синим атласным абажуром, черный кнопочный телефон и еще один дисковый, с наклейкой в виде двуглавого орла. В углу стоял книжный шкаф с коллекционными изданиями Ключевского, Бисмарка, Макиавелли и Сунь-цзы. За спиной шефа, почти у самого потолка, растопырив пожелтевшие ладони, висели старые лосиные рога. Не меньше минуты она просто молча сидела, уставившись на календарь «Служба экономической безопасности. Отечество. Честь. Доблесть». С каждой секундой ей становилось все хуже, подступила тошнота.
– Что ты хочешь мне сказать? – Корольков заговорил спокойно, не отрываясь от своих бумаг и не глядя на Лену.
– Я? Я думала, что вы меня вызвали, чтобы… – она запнулась.
– Ты думала? А чем ты вообще думала, когда звала этих уродов? – Корольков отшвырнул ручку Montblanc. – Ты меня идиотом хотела выставить?
Лена полагала, что идиотом он выставил себя сам, когда нацепил царские усы. Но, естественно, промолчала. Шеф быстро загасил ярость и продолжил деловым безапелляционным тоном:
– С твоей северной лимитой разговор короткий. Они уже уволены. А вот по тебе вопрос не решен. – Корольков поднял на Лену полый, бесчувственный взгляд.