мощи и кромешного молчания создавала какую-то непредставимо сумасшедшую обстановку. Наконец он приблизился настолько, что стали слышны резкие взвизги, шедшие из его суставов. Вдруг он резко остановился и издал такой дикий, звериный рёв, что у меня по спине пробежала волна холодной испарины. Это был рёв, заглушавший все окружающие звуки, а тем более громкие раскаты грома. «Эл-ллууу! Эл-луууу!» – кричал треножник. В ответ раздался точно такой же звук. В грохоте бури треножники разговаривали друг с другом. Наконец они узнали друг друга, второй треножник был всего в полумиле от первого и, наклонившись, замер, внимательно разглядывая что-то внизу. Обнаружив своего брата, первый снова загремел суставами и через полмили они сошлись, чтобы дальше двигаться вместе.
Меж тем они замерли там, где копошился второй треножник. У меня не было никаких сомнений, что там в земле лежит их третий собрат, третий из десяти цилиндров, чьё падение было зафиксировано нашими астрономическими службами. По крайней мере, пока что мы имели сведения только о десяти треножниках, посланных на Землю с Марса.
Сколько я лежал, дрожа под усиливающимся дождём, я не помню. На моих глазах, в диких вспышках света чудовищные стальные механизмы что-то делали, непрерывно двигаясь вдали. Дождь сменился мелким колючим градом, и в белом мороке очертания марсиан стали расплываться, вспыхивая только при особо мощных вспышках молний, а потом снова погружаясь в полный мрак.
Я промок насквозь. Сверху бил мокрый град, внизу расплывалась холодная лужа, но я, как завороженный, продолжал впериваться в непроглядную тьму. Прошло довольно много времени, прежде чем я наконец понял, что лежать в луже больше не в состоянии, тогда я вылез из лужи и перебрался туда, где было посуше, под какое-то дерево, и замер, скрючившись в три погибели, соображая, где мне спрятаться получше.
Неподалеку, прямо посреди картофельного поля, торчала убогая деревянная сторожка. Я привстал и короткими перебежками, стараясь прятаться под любым встречным укрытием, стал пробираться к ней. Дверь была заперта. Как я ни стучал в неё, как ни бил кулаками в ставни, никакого ответа не дождался. Вероятно, она была пуста и тщательно заперта хозяевами.
Тогда, стараясь быть как можно более незаметным, я залез в канаву и ползком, чтобы не дай бог меня не заметили марсиане, перебрался под сень соснового леса, того, что рос на окраине Мэйбери.
Только здесь, под покровом густых зарослей я отдышался, и страшно продрогший, усталый и вымокший, стал перебежками приближаться к моему дому. Лес был тёмен, как могила. Молнии били теперь довольно редко, и только мокрый колючий град просеивался сквозь густые шапки крон и ледяными иголками сыпался мне за шиворот.
И куда делся мой разум? Я словно отказался понимать, что происходит, и шёл навстречу гибели, не осознавая всей опасности, собравшейся над моей головой. Если бы я понял тогда, что происходит, я бы, конечно,