с колен. Поддерживать ее все же пришлось.
– Надо срочно сообщить папе, – прошептала она, опускаясь на скамейку.
– «Скорую», значит, тоже не надо? Сейчас сообщишь! – пообещала я, расстегивая на ней куртку. – Кровью изойдешь, дуреха! – прикрикнула я, встретив слабое сопротивление.
Но рукав толстого свитера оказался почти сухим, и это меня успокоило окончательно, хоть она и охала, как от нестерпимой боли.
– Как звать-то тебя? – спросила я, накидывая полуснятую куртку ей на плечи.
– Женька, Серова моя фамилия. – Она показала на карман. – Там… Возьмите там телефон.
Достав, я протянула ей сотовый, но она помотала головой:
– Не могу! Вы что!
Как говорится, прошибло барышню. Она вдруг завопила пронзительно и тонко, поглядывая на мертвого Бека и сотрясаясь на вздохах. Реакция на страх, вот как это называется. Случалось мне видеть мужиков, вывести которых из состояния ступора удавалось только при помощи медикаментов. Хорошо хоть, что эта просто вопит и ничего больше.
Пришлось сесть рядом, осторожно, чтобы не причинить боли, обнять Женьку и привлечь к себе. Она ткнулась лбом в мое плечо, сдвинув шапочку на сторону, и по-детски запричитала сквозь всхлипы, поминая папоньку, мамоньку и бедного Бекушку. Мне стало ее по-настоящему жалко, и Багира во мне уступила на время место Юлии.
Я гладила ее по щеке и бормотала что-то успокаивающее, действующее на нее благотворно. Мало-помалу Женька затихла. Отстранилась, обессиленная слезами. Я вновь протянула ей сотовый, но она только назвала мне номер и имя своего отца. Трубку долго не брали, и я предположила, что господин Серов уже убыл из дома к месту работы, и обрадовалась возможности обзавестись заодно и рабочим его телефоном.
– Да, я вас слушаю, – раздался наконец в трубке мягкий, бархатный голос.
– Николай Михайлович? – Мой голос дрогнул от разочарования – не удалось с рабочим-то телефоном.
– Вы совершенно правы, – прозвучало в ответ. – А кто вы?
Пренебрегла я его вопросом.
– В вашу дочь только что стреляли. К счастью, промахнулись, но собака убита.
– Где? – спросил он после недолгого молчания, и я подивилась его выдержке.
– Евгения в парке, на детской площадке…
– Кто вы?
Все, конец его самообладанию! Николай Михайлович задохнулся от волнения и сглотнул так громко, что я явственно расслышала этот звук.
– Что с Женькой?
– По-моему, она легко ранена, – не стала я щадить его. – Но сама говорить она сейчас не в состоянии. Понимаете, я случайно оказалась рядом…
– Вы побудете с ней? – перебил он все тем же бархатным тембром, но в голосе его зазвучал металл. – Я появлюсь очень скоро.
– Ну конечно, господи! – воскликнула я возмущенно и жалостно, и опять он не дал мне продолжить:
– Буду вам очень признателен! – Серов все-таки нашел в себе силы для вежливости, но проговорил эту фразу скороговоркой и отключился.
– Папа сейчас приедет, – по-матерински ласково