нас двигаться в гору, причем подъем иногда был едва заметным, а иногда крутым. Вскоре стали встречаться ответвления от главного пути. Рисуя жирный указатель на стене главной дороги, мы ныряли в боковую ветвь, где частенько нам приходилось идти, согнувшись в три погибели, а то и ползти, пока мы ни упирались в тупик или завал.
– Коля! Ни-ко-ла-ай! – звала я во всю глотку.
– Ко-ля-а-а! Ау-у! Ни-ко-ла-ай! – кричал Андрей.
Голоса наши будто тяжело плюхались и тонули в тишине, подобно тому, как идет сразу ко дну брошенный в воду грузный предмет, не успевая даже оставить расходящиеся круги на водной глади. Мы возвращались на основную, на наш взгляд, дорогу, однако, если нам попадались ответвления, мы изучали их очень внимательно. Завалы, которые мы встречали на своем пути, были, по мнению Андрея, вековыми. И все же мы, скорее для собственного успокоения, чем в надежде на успех, звали Колю, хотя и понимали, что его здесь быть не могло. Боковые дорожки иногда приводили нас в небольшие камеры, некогда, наверное, служившие либо хранилищами, либо тайниками.
Похоже, мы находились в настоящем подземном городе. В одной из камер мы натолкнулись на выдолбленные в стенах, расположенные друг над другом, прямоугольные углубления, так что это помещение напоминало склеп. Догадка наша подтвердилась, когда мы осветили две последние колонны подобных ниш. Словно в три этажа на них примостились деревянные ящики, содержимое которых заставило меня заорать от неожиданности и страха. Луч фонарика скользнул по самому нижнему полуразвалившемуся гробу, из-за полусгнивших досок которого жутким оскалом поприветствовал меня тысячелетний череп.
Я зажмурилась, почувствовала, что теряю равновесие, и попятилась, наткнувшись на пустую нишу. Ноги стали ватными, и я начала медленно оседать. Дальше я ничего не помню. Очнулась я в широком коридоре. Андрей поил меня водой.
– А ты говоришь фильмы ужасов! – засмеялся он, пытаясь вывести меня из состояния шока. – Знаешь, а давай продолжим мой ликбез? Мы идем в кромешной темноте, в оглушающей тишине, в напряжении, так ведь и с ума сойти можно.
Я устыдилась своего глупого, детского страха, а сравнение с фильмами ужасов меня даже несколько позабавило. Пожалуй, я всегда удивлялась неустрашимости их персонажей, ведь, увидев всякие страсти наяву, человек вряд ли сможет быть столь невозмутимым, как герои фильмов, если, конечно, он каждый день не сталкивается с какой-нибудь чертовщиной. Мы продолжили нашу экспедицию.
– Итак, я жду ваших взыскательных вопросов, господин учитель, – отвлекал меня Андрей от мрачных мыслей, порожденных мрачными стенами этого тесного темного подземелья.
Я подумала о том, что мы блуждаем здесь уже около часа, что мы углубились в скальные породы холма, а над нашими головами всей тяжестью руин давит этот молчаливый памятник былого могущества. От такой мысли стало трудно дышать, и я, старательно вдыхая спертый воздух, упорно пыталась настроиться на более жизнерадостную волну, отвлечься от того, что видела и ощущала.
– Что ж, господин студент, – собралась я, наконец, с мыслями, – вы говорили о расцвете Кордовского