документа, содержащие один и тот же текст, подобно Розеттскому камню. Во вступлении автор оговаривает, что выбрал эти три языка для создания своего документа, поскольку каждый из языков был ему по той или иной причине близок.
– Но я не читаю ни на одном из перечисленных вами языков, – опешила я.
– Не пугайтесь. Я передаю вам уточненный и сверенный русский перевод, составленный с учетом всех трех языков. Текст отпечатан, – успокоил меня Владимир Сергеевич и вдруг спохватился: – Да, я подумал, что надо обязательно приложить и копию оригинальной рукописи… Даже не знаю, зачем. К тому же пока трудно увидеть связь между моим манускриптом и вашими грустными событиями.
– Я просто убежден, что связь есть, – вмешался Игорь. – Огромное вам спасибо за вашу настойчивость. Очень приятно, когда люди неравнодушны.
Я не узнавала Ветрова. Его словно подменили. Похоже, за сегодняшний день он настолько многое передумал, что даже изменил своей исключительной практичности и приземленности.
Рахманов тем временем достал из-за пазухи куртки папку и бережно протянул ее мне:
– Вот. Возьмите, пожалуйста, и пусть она принесет вам удачу.
– Спасибо, Владимир Сергеевич, – тепло откликнулась я. Этот человек больше не казался мне умалишенным отцом назойливого студента. Возможно, я хваталась за соломинку, поверив в интуицию двух совершенно незнакомых и, очевидно, совершенно разных людей. – А где же оригинал? – не удержалась я от чисто женского любопытства.
– Оригинал хранится у моего отца. Он передавался из поколения в поколение по мужской линии старшему сыну. Теперь его унаследую я, а затем Алеша, – улыбнулся Рахманов и добавил: – Манускрипт очень древний и ветхий. Он написан частично на толстой бумаге, а большая часть – на пергаменте.
– Погодите, какая бумага? В одиннадцатом веке не существовало бумаги, – возмутилась я.
– Вот именно! Да и пергамент на Руси был привозной. Но это – арабская бумага. Мы отдавали весь документ на экспертизу. Это действительно, что и удивительно, одиннадцатый век!
Я могла лишь восхититься, что держу в руках такую древность и ценность. Но мое обычное возбуждение от соприкосновения с «древнятиной» подавлялось волнением последних двух дней. «Древнятина» уступала место проблемам сегодняшнего дня. Но у меня было пять часов перелета на то, чтобы полистать Колины отчеты и древний манускрипт.
Мы распрощались с Рахмановым, и я пообещала вернуть ему документ по возвращении. Когда мы с Игорем поднялись домой, мы увидели, что Оля не теряла времени даром. Нас встретил изысканно накрытый стол, а посреди красовалась дорогая бутылка вина, которую, видимо, Игорь, как волшебник, исхитрился незаметно передать Ольге, когда только пришел.
Мы очень душевно посидели. Друзья напутствовали меня советами, которые в большинстве своем оказались вполне разумными и не лишенными целесообразности. Вскоре Ольга засобиралась домой, а Игорь под каким-то предлогом задержался. Когда Оля ушла, он