шкафчиками, встроенными плитами и барными стойками, после них – большой шкаф с книгами, у окна – огромный угловой диван цвета слоновой кости.
По правой стене за гардеробом шла зона всевозможных приборов, станков, медицинских и каких-то иных неведомых мне барокамер, центрифуг, электроприборов и другой различной аппаратуры, а пространство у самого окна справа от дивана было затянуто цветными шторками и ширмочками.
Я поставил бутылку коньяка и фрукты на барную стойку, оглядел комнату и сказал Эльвире:
– Действительно: ощущение, что попал в какую-то научно-производственную лабораторию. Примерно в такой я работал недолгое время после университета на авиационном заводе в Нижнем. Только там было больше железяк, а тут в основном – пластик да кожа, что ли, какая?
Подойдя к окну, я провёл ладонью по коже дивана – она была гладкой до изумления.
– Спать буду здесь? – спросил я свою спутницу.
– Да, – ответила она. – Бельё – в шкафу. Сам постелешь или тебе постелить?
– Буду премного благодарен, я сегодня вконец вымотался. А я пока открою бутылку коньяка – ты обещала выпить со мной на брудершафт.
Пока она расстилала простыни, я подошёл к барной стойке, разлил по рюмкам коньяк, нарезал груш и лимонов. Когда она подошла ко мне, я протянул ей рюмку, тарелку с нарезанными фруктами и театрально произнёс:
– Моя спасительница! Предлагаю выпить за наше знакомство, вашу неземную красоту и отзывчивость к ближнему своему.
Она заулыбалась, мы чокнулись рюмками, переплели руки и, глядя друг другу в глаза, выпили коньяк до дна. Поцелуй был страстным даже со скидкой на то, что за день я совсем умаялся. Эля зарделась, мы взяли груши – они оказались очень сочными и сладкими, но не вкуснее нашего поцелуя. Я видел, что она очень даже не прочь, но силы покидали меня…
– Да, кстати, ты грозилась показать мне здесь что-то эдакое… Какие-то изделия? – спросил я её, ставя рюмки на стол. – Это наверняка спрятано в гардеробе? Или в душевой? Или в этих барокамерах?
– Это будет для тебя сюрпризом, – ответила она. – В этих, как ты их назвал, барокамерах он их, видимо, делает. А изделия – куклы – вот они! – она подошла к ширмам и шторкам справа от окна и резко все их сдвинула и раздёрнула.
Я выронил грушу на пол и только что и мог вымолвить:
– Охренеть…
Справа от дивана у окна, ранее скрытые завесами, моему взору открылись пять ослепительной красоты обнажённых женщин, три мускулистых красавца и два невзрачных мужичка.
Я не мог прийти в себя от столь внезапного зрелища, медленно приблизился к ним, повторяя одно только слово в разных вариациях:
– Охренеть! Опупеть! Что это?!
Конечно же, я сначала двинулся к женщинам. Из пяти обнажённых красавиц я сразу узнал двух – это были абсолютно голые Моника Беллуччи и Шарлиз Терон. Три другие были ничуть не хуже, имён их я не помнил, но самих явно где-то раньше видел. «В порнофильмах!» – тут же догадался я. Одну, кажется, звали