короткими перебежками. Вскоре из Трехсвятительского переулка ударил пулемет. Один из курсантов, перебегавший улицу, упал.
В ответ на пулеметный огонь ахнула наша пушка. Раз, другой… Третьего выстрела я не услышал: оказавшись чуть впереди пушки, я оглох от грохота. Звон в ушах как бы изолировал мой слух от внешних звуков. Вижу: вздрагивают винтовки в руках товарищей, кудрявится пороховой дымок у стволов, – значит, идет пальба; товарищи с открытыми ртами бегут вперед – это уже началась атака. Я делаю то же и стараюсь не отстать от бегущих.
В глубине переулка, на мостовой, вырастают косматые кусты дыма с клиньями огня – это рвутся снаряды. Их все больше, – значит, не одна наша пушка посылает сюда свои гостинцы. Земля под ногами вздрагивает все чаще и чаще. Артиллерия бьет залпами. Справа и слева по смежным улицам наступают курсанты и латышские стрелки.
Когда мы подскочили к зданию штаба, стрельба прекратилась. Из окон валил дым. Все стекла были выбиты. Из подъездов выходили мятежники с поднятыми руками.
Большинство участников мятежа было арестовано. Мы потеряли одного товарища.
Мятеж был подавлен очень быстро, потому что левых эсеров никто в Москве не поддержал. На следующий день Москва и москвичи работали так, как будто ничего не произошло.
9 июля весь личный состав курсов вышел на похороны убитого товарища (фамилию его я, к сожалению, забыл). Хоронили его на Всесвятском кладбище.
Когда под звуки траурного марша стали опускать гроб в могилу и загремели залпы винтовок – трехкратный прощальный салют, – я как бы вновь ощутил напряжение того момента, когда мы под пулеметным огнем ринулись в атаку на мятежников.
Побывав под огнем вражеских пулеметов, курсанты – будущие молодые командиры – вдруг словно повзрослели. Учеба приобретала теперь иной, практический смысл.
В ночь на 31 августа снова раздалась команда:
– В ружье!
По голосу дежурного было ясно, что это не обычная учебная тревога.
Я кинулся к пирамиде с оружием. Схватил свою винтовку, поставил рядом с койкой и начал одеваться.
– Получите боевые патроны! – распорядился дежурный.
В темноте нас построили, сделали перекличку, а затем разделили на группы и развели в разные стороны.
Меня и еще семь курсантов посадили в автомашину. Эту группу возглавляли два товарища из ЧК. Один сел рядом с шофером, другой – с нами в кузов. Когда тронулись, чекист, что сидел с нами, сказал:
– Сегодня было совершено покушение на товарища Ленина. Сжалось сердце.
«Где? Кто? Как? Жив ли он?» – роились в голове вопросы, но спросить не хватало смелости.
– Ленин остался жив, – как бы отвечая нам, сказал товарищ. И далее объяснил, что мы едем в район расположения явочного пункта крупных контрреволюционеров, которых надо во что бы то ни стало арестовать.
С той минуты я ни о чем не думал, ничего не замечал – только бы поскорее встретиться с врагами и отомстить за