с мрачным смешком пробормотал я. – Нет. Я Охотник. А заодно водитель вездехода… Спасибо за красивую историю, Зурло. И тебе Анло. Поспите немного. И дорога станет короче.
Меня поняли правильно, и в машине стало тихо. Еще раз дернув за синий рычаг, я одной рукой открутил крышку термоса, налил себя еще горячего чая, сделал бодрящий глоток и опять вперил взгляд в медленно наплывающие снежные холмы. Глаза смотрят в ближайшее будущее, а вот мысли в недалеком прошлом – вернулись на три дня назад, когда меня, уже вроде бы отогревшегося, вдруг прихватило прямо в Красном Круге. Тогда я думал, что там и останусь навсегда…
Тогда, несколько дней назад, когда я впервые оказался в начавшем оживать промороженном вездеходе «чужих», меня внезапно отключило. Это случилось так же внезапно, как казнь смертника в Луковии. Бац – и ты уткнулся лицом в недоеденный тюремный завтрак. Я не упал, а просто обмяк в удобном водительском кресле и отрубился. Сколько прошло времени до моего прихода в себя – не знаю. Не было времени поглядеть на часы. Чувствуя холод, видя перед собой сотни пульсирующих звезд, что застилали мне взор, единственное, что я успел – дважды дернуть за синий рычаг под консолью управления. Я почувствовал ударивший по ногам поток теплого воздуха и опять отключился. Очнувшись в следующий раз, повторив манипуляцию с рычагом, я неловко сполз с кресла и растянулся на боку, исторгнув стон боли и облегчения одновременно – тело жутко затекло, меня пронзали мурашки, ныли суставы и шея, а перед глазами все так же пульсировали крохотные искорки звезд. И шепот… призрачный настойчивый шепот, что звучал в моей голове столь же усыпляюще и бодряще, как ночной северный ветер за стеной снежного убежища. Такой ветер гонит стылую снежную пыль поземки над мерцающим льдом с вмороженными телами глядящих в холодное звездное небо сидельцев…
Не знаю, что именно пытался донести Столп до моего измученного и израненного электричеством разума. Я не слушал. Мне было слишком плохо. Я провалился так глубоко, что кто бы ни звал меня оттуда, я бы не услышал. Или не захотел бы услышать.
Мне повезло. Я не умер. Именно повезло – хотя я ненавижу это слово, ведь произнося его вслух, приходится признавать, что это была слепая удача, а не результат продуманных четких действий. Хотя будь на моем месте кто-то «похлипше», как называла всех худосочных и болезненных моя бабушка, он вряд ли бы выжил. Но крепкое закаленное тело выдержало. И это снова убедило меня, что удача приходит к подготовленным.
Придя в себя в очередной раз, я чуть полежал неподвижно и вскоре убедился, что сейчас я проснулся, а не очнулся. Это открытие добавило мне сил, и я поднялся, всполз обратно на кресло и дернул за чертов рычаг. С губ само собой сорвалось:
– Пока больно – ты живой, пока тяжко – ты живой, пока горько – ты живой. Ох… – замолкнув, я зажал щеки и подбородок между ладоней и протяжно застонал.
Удар электротоком не прошел даром. Электротравма и была причиной моего долгого беспамятства. Но даже отлежавшись – без питья и еды, на металлическом