духовной и внутренней жизни, которое так мучает и огорчает меня до сих пор, которое так сильно обнажилось и уяснилось мне с годами, – то и испортило мне жизнь и заставило разочароваться и меньше любить теперь моего мужа.
Весь день провел у нас Сергеенко; он пишет с Таней драму, а главное, составляет биографический сборник о Льве Николаевиче и все выспрашивает. Сегодня Л.Н. ему чертил план дома, который был в Ясной Поляне, в котором родился и рос Л.Н. и который он же продал за карточный долг помещику Горохову в селе Долгом. Он и теперь там стоит, полуразвалившийся, и Сергеенко едет туда с фотографом снять этот дом и поместить в сборник.
Когда Л.Н. чертил план этого дома, у него было такое умиленное, хорошее лицо. Он вспоминал: тут была детская, тут жила Прасковья Савишна, тут был большой отцовский кабинет, большая зала, комната холостых, официантская, диванная и т. д. Большой был дом. Сергеенко меня допрашивал, что бы могло быть приятно Льву Николаевичу ко дню его рождения в нынешнем году, к 28 августа; Л.Н. будет 70 лет. Он думал купить этот дом, свезти его опять в Ясную и поставить на прежнее место в том виде, в каком он был. Или устроить приют для младенцев, у которых матери уходят на работы… Так ничего и не выдумали, а по-видимому, есть где-то деньги на это.
Л.Н. где-то старательно прячет свой дневник. Всегда прежде я или догадывалась куда, или находила его. Теперь совсем не могу найти и ума не приложу, куда он его кладет.
Миша в лицее говеет, а я ни разу не была в церкви на этой неделе, и мне это неприятно.
У Л.Н. были два посетителя – мужики, и что он с ними находит говорить! Сейчас 12 часов ночи, а он хотел нести корректуру к Гроту, на Новинский бульвар; насилу уговорили его остаться.
Утром урок музыки с мисс Вельш. Потом еще играла. Все метель. Пошла гулять, несколько часов ходила. Л.Н. все за корректурой 20-й главы. Сегодня он ездил с Анночкой, внучкой, в Pумянцевский музей, показывал ей картины и этнографический отдел, восковые куклы в русских костюмах по губерниям.
Ходила к Русанову больному, и говорили о Л.Н., о вегетарианстве, о Черткове, которого не одобряли Русановы, говоря, что в нем мало доброты. Еще ходила к Философовой. Все опять обедали у нас, были блины; до обеда за полчаса я вернулась, мне говорят, что тут граф Олсуфьев и Сергей Иваныч Танеев. Я очень обрадовалась, побежала наверх. Они оба сидели с Таней, которая лежала на кушетке. С.И. мне принес свое сочинение «Восход солнца» на слова Тютчева для четырех голосов и сыграл мне это. Прекрасно сочиненное произведение, разделяющееся на два настроения: ожидание солнца и его ликующее появление.
Мы мало виделись и мало говорили. Наши беседы с ним опять будут в те одинокие вечера, когда я живу с Мишей и даже Сашей, но без Льва Николаевича и без Тани. Таня вчера уже наговорила мне много злого по поводу посещения С.И. В чем могут мешать людям дружеские, симпатичные отношения!
День смерти Ванички. Три года прошло. Как встала – пошла в церковь, молилась,