исследования значения искусства для развития москвы
Чаянов как коренной москвич, искренне любящий свой город, много и достаточно профессионально занимался его историей. В нашем распоряжении имеется вводная лекция к несохранившемуся чаяновскому курсу по истории Москвы. Это замечательный образец чаяновской визуальной исторической социологии, когда ученый, демонстрируя репродукции старинных московских карт, планов, схем, рисунков и гравюр, мастерски реконструирует историю русской столицы.
В этом тексте Чаянов, не удержавшись от бесстрастного тона академического ученого, в одном из лекционных абзацев патетически заявляет: «Когда начинаешь серьезно изучать Москву и знакомиться с пройденными ее этапами, приходится установить здесь наличие величайшей культуры, углубленных проявлений человеческого духа, поднимавшегося до неизмеримых высот, приходится признать Москву одним из величайших городов по своему глубочайшему содержанию, с которым можно равнять только другие мировые города, как Рим и Париж. Москва не является европейским городом, но в то же время нельзя признать ее азиатской столицей. Она, стоящая на грани двух цивилизаций, претворила в себе достижения этих культур и явила что-то, что совершенно не укладывается в рамки, пригодные для других городов мира»[109].
Такое заявление может быть истолковано в пользу версии влияния идей евразийства на социологию Чаянова, впрочем, сам ученый не соглашался с мнением, что его воззрения относятся к евразийству[110]. Его историко-философская позиция в понимании значения Москвы как важнейшего центра формирования российской культуры не поддается однозначному приписыванию к какой-либо политической и культурной идеологии. Примером этого могут служить его другие искусствоведческие работы, посвященные исследованию собирания произведений искусства в Москве.
Так, в своей статье «Московские собрания картин сто лет назад», посвященной краткому расцвету великолепных коллекций западноевропейской живописи, собранных российской аристократией в конце XVIII – начале XIX века, Чаянов не только с точностью историка описывает и определяет перечни всех основных московских коллекций художественных произведений, упоминая среди них особо значимые шедевры и имена их создателей, но и размышляет над самим духом времени и особенностями формирования личностей собирателей художественных сокровищ.
Что касается духа времени, то Чаянов подчеркивает, что российская аристократия (а именно она в то время только и обладала необходимыми культурными и экономическими ресурсами для серьезного художественного собирательства в России) далеко не сразу открыла для себя величие и очарование классического европейского изобразительного искусства. Не без иронии Чаянов, упоминая записки путешествующих аристократов начала XVIII века – Б. П. Шереметева, П.А. Толстого, А. А. Матвеева, Б.И. Куракина, отмечает, что «…их больше интересует слон,