нить сжигал собственной силой, вплоть до мельчайших частиц, чтобы те не остались в Тенях и налипли на стены кабинета или на Виктора. Нитей было много, никем не тронутое проклятие за десять лет пустило крепкие корни. Труднее всего было вынимать последнюю, самую глубокую часть. Когда заканчивал, татуировки под рубашкой нещадно саднили, а рабочие печатки на пальцах ощутимо нагрелись.
– Всё, – Олег отклонился, распрямляя затекшую спину. – Сегодня Игорь после лекарства и моей работы будет немного вялым, это нормально. Если температура поднимется до тридцати восьми, тоже ничего страшного, не сбивайте.
– А дальше что? – Людмила стеклянными глазами таращилась на сына. К ее эмоциям некромант предпочел не прислушиваться.
– Внимание и забота, – сказал он. – Много внимания и заботы – вот что потребуется вашему ребенку. И… Людмила, я обязан вам это сказать, поскольку ваши зачатки дара никуда не делись: второго проклятия мальчик может не пережить. Сделайте выводы. Всего доброго. – Он встал, кивнул на прощание Виктору и вышел.
Местечко за зданием диспансера, куда весь персонал бегал курить, Арзамасов заприметил давно. К его радости, сейчас оно пустовало. Олег сунул в зубы заранее изготовленную самокрутку, поджег, вдохнул горький, с кофейным привкусом дым. В висках поселилась давящая боль, как всегда после работы с проклятиями; от наложения болело меньше, чем от снятия.
– Так и думал, что ты еще здесь, – Виктор вышел из-за угла.
– Уже проводил? – Арзамасов протянул раскрытый портсигар.
– Она такси вызвала, внизу ждет с малым. – Приятель от сигареты не отказался. – Хороший табак… Олег, а ты помягче как-то не мог?
– Не мог, – отрезал некромант. – Витя, если я начну следовать принципам этики и деонтологии, то такие Игорёши завалят меня работой по второй моей специальности!
– То есть, ты не утрировал, чтобы ее запугать?
– Нисколько. То, что ты видел – цветочки.
– Да? А то, что дети могут умереть после – это…
– Правда. Это не столько проклятых касается, сколько одержимых. Присутствие твари делает человека физически намного сильнее, но жизнедеятельность постепенно начинает от нее зависеть. Изгонишь – и мозг просто разрушится. – Олег помолчал, выдыхая дым. – Как бы вот ты объяснил родственникам, что их белокурый ангелочек выдавил глаза котенку не потому, что «она еще маленькая и ничего не понимает», а потому, что от родной сущности ангелочка почти ничего не осталось? А тому, что ее заменило, нужно как можно больше чужой боли?
– Не знаю, – глухо ответил психиатр. – У меня на приеме не стоит вопрос – жить тому «ангелочку» или нет. Мы как-то, знаешь, лекарствами обходимся. А ты?
– То, что должен, – жестко отрезал некромант. – Сначала даю родителям увидеть иную сущность, вытаскиваю ее наружу. А потом уже уничтожаю.
– Олег…
– А иначе за котятами следуют люди, рано или поздно. Кому-то приходится выбирать, какое из двух